Форум »
Английская литература »
XIX век »
Чарльз Диккенс »
008_Дэвид Копперфилд
Это форум для студентов вуза.
Участие сторонних пользователей
не предусмотрено.
|
008_Дэвид Копперфилд - Форум
|
008_Дэвид Копперфилд
| |
| readeralexey | Дата: Воскресенье, 13.04.2025, 23:39 | Сообщение # 1 |
 Генерал-лейтенант
Группа: Администраторы
Сообщений: 575
Статус: Offline
| Обсудите значение и степень автобиографических элементов в романе «Дэвид Копперфилд». Какие черты Дэвида - персонажа и рассказчика - выдают в нем будущего писателя? В какой степени можно судить о писательском труде Диккенса по роману?
Обсудите соотношение героя и повествователя в романе «Дэвид Копперфилд» в свете проблемы достоверного рассказчика, "точки зрения" и повествовательных приемов Диккенса.
Какое значение форма воспоминаний имеет для стиля и тональности повествования, обрисовки характеров? Как меняется соотношение героя и рассказчика на протяжении романа?
Сравните образ маленького Дэвида с образами детей в предшествующих романах Диккенса (Оливет Твист, Нелл, Пол Домби).
Обсудите «Дэвида Копперфилда» как роман воспитания: проблема зрелости и становления личности.
Сравните женские характеры в романе (Эмили, Дора, Агнес) между собой и с предшествующими героинями Диккенса.
Обсудите тему любви и способы ее проявления в романе «Дэвид Копперфилд». Какого рода любовь предпочитает изображать Диккенс? С чем это связано?
Обсудите литературные связи и аллюзии в романе «Дэвид Копперфилд».
В чем отличие романа "Дэвид Копперфилд" от предшествующих романов в плане техники повествования, мастерства обрисовки характеров, тематики?
***
Прокомментируйте:
"Из всех своих книг больше всего я люблю эту. Легко поверить, что я являюсь нежным отцом для каждого создания моей фантазии и что никто никогда не сможет полюбить это семейство столь же горячо, как я. Однако, подобно многим нежным родителям, я в глубине души все же предпочитаю одно мое любимое дитя всем остальным, и имя его - "Дэвид Копперфилд" (Диккенс).
**
"Тем не менее достоверно, что я увидел его в церкви у обедни и что он потом проводил нас домой. Он зашел к нам взглянуть на прекрасную герань, стоявшую на окне в гостиной. Мне показалось, что он не обращал, однако, на эту герань особенного внимания и только, собираясь уходить, попросил матушку, чтобы она дала ему с герани цветочек. Матушка пригласила его сорвать себе любой цветок, но он, к моему удивлению, не пожелал этого сделать. Тогда матушка сама сорвала цветок и подала его черноволосому джентльмену. Принимая цветок из рук в руки, он сказал, что никогда, никогда с ним не расстанется. Я подумал про себя, что он, должно быть, порядочно глуп, если не знает, что цветок этот через день или два совершенно осыпется" (глава II).
"После моего отца осталось небольшое собрание книг, находившихся в комнате наверху, куда я имел доступ (она примыкала к моей комнате); никто из домашних никогда о них не вспоминал. Из этой драгоценной для меня комнатки вышли Родрик Рэндом, Перигрин Пикль, Хамфри Клинкер, Том Джонс, векфильдский священник, Дон-Кихот, Жиль Блаз и Робинзон Крузо - славное воинство, составившее мне компанию. Они не давали потускнеть моей фантазии и моим надеждам на совсем иную жизнь в будущем, где-то в другом месте. Эти книги, так же как и "Тысяча и одна ночь" и "Сказки джинов", не принесли мне вреда; если некоторые из них и могли причинить какое-то зло, то, во всяком случае, не мне, ибо я его просто не понимал. Теперь я удивляюсь, как ухитрялся я находить время для чтения, несмотря на то, что корпел над своими тягостными уроками. Мне кажется странным, как мог я утешаться в своих маленьких горестях (для меня они были большими), воплощаясь в своих любимых героев, а мистера и мисс Мэрдстон превращая во всех злодеев. Я был Томом Джонсом в течение недели (Томом Джонсом в представлении ребенка - самым незлобивым существом) и целый месяц крепко верил в то, что я Родрик Рэндом. Я жадно проглотил стоявшие на полках несколько книг о путешествиях - я забыл, какие это были книги; припоминаю, как в течение нескольких дней я ходил по дому, вооруженный бруском из старой стойки для сапожных колодок, - превосходное подобие капитана королевского британского флота, который окружен дикарями и решил дорого продать свою жизнь. Но капитан никогда не терял своего достоинства, получая подзатыльники латинской грамматикой. Что до меня, то я его терял. Тем не менее капитан оставался капитаном и героем, невзирая на все грамматики всех языков в мире - живых и мертвых.
Эти книги были единственным и неизменным моим утешением. Когда я думаю об этом, передо мной всегда возникает картина летнего вечера, на кладбище играют мальчики, а я сижу у себя на постели и читаю с таким рвением, словно от этого зависит все мое будущее. Каждый амбар по соседству, каждый камень церкви и каждый уголок кладбища были связаны у меня с этими книгами и вызывали в памяти отдельные прославленные сцены. Я видел, как Том Пайпс взбирается на колокольню, я наблюдал, как Стрэп со своим мешком за плечами присаживается на изгородь отдохнуть, и я знаю, что коммодор Траньон встречается с мистером Пиклем в зальце нашего деревенского трактирчика."
(Глава IV)
"Достаточно уже пожив на своем веку, я настолько ознакомился с жизнью, что почти утратил способность удивляться чему бы то ни было. Тем не менее еще и теперь до известной степени удивляюсь бесцеремонности, с какой меня в таком юном возрасте бросили на произвол судьбы. Я был в то время ребенком, одаренным прекрасными способностями, большой наблюдательностью, понятливостью и живой восприимчивостью. Вместе с тем я был честным, хорошим мальчиком с чувствительным сердцем и не особенно крепким здоровьем, так что нуждался в заботливой опеке как в физическом, так и в нравственном отношении. При таких обстоятельствах мне представляется теперь странным, каким это образом не нашлось человека, который счел бы своим долгом за меня вступиться. Никто не шевельнул ради меня даже и пальцем, и я десяти лет от роду стал уже каторжным рабом в услужении у фирмы "Мэрдстон и Гринби"" (глава XI).
"Вообще, возвращаясь в моих воспоминаниях к этой поре медленной агонии, пережитой мною в отрочестве, я с изумлением убеждаюсь в том, что мое воображение работало тогда с необыкновенной силой. Оно создавало множество фантастических историй, героями которых были действительно живые люди, затейливо переплетая вымыслы с существующими фактами. Вступая на путь таких воспоминаний, я как будто вижу перед собой невинного, романтического мальчика, у которого мир фантазии переполнен странными картинами, почерпнутыми из самой суровой действительной жизни" (глава XI).
"Над своей книгой я трудился много, стараясь, чтобы она не мешала точному исполнению моих обязанностей газетного репортера; книга вышла и имела большой успех. Голова у меня не закружилась от похвал, которыми прожужжали мне уши, хотя я и был весьма к ним чувствителен, но, несомненно, я сам был еще более высокого мнения о своем произведении, чем кто бы то ни было. Наблюдения над человеческой природой убедили меня, что тот, кто имеет все основания верить в себя, никогда не должен чваниться, если хочет, чтобы в него уверовали другие. Посему, из уважения к самому себе, я оставался весьма скромным, и чем больше меня хвалили, тем больше старался быть достойным похвал.
Я не имею в виду в этом повествовании представлять исторический очерк моей литературной деятельности, хотя во всех других отношениях оно является правдивою моей автобиографией. Литературные труды мои должны говорить за себя сами, и я представляю их на суд публики. Если я иногда упоминаю здесь о них, то единственно лишь как о важных факторах моего успеха на жизненном поприще.
В то время у меня были некоторые основания полагать, что мои наклонности, а также случайные обстоятельства помогли мне стать писателем, и я с полной верой отдался своему призванию. Без этой уверенности я бы, несомненно, от него отказался и посвятил свою энергию какому-нибудь другому занятию." (глава XLVIII).
"Подавляя желание продлить это описание еще более, я заканчиваю мой труд и вместе с тем чувствую, как все эти лица бледнеют и исчезают. Тем не менее одно из них, озаряющее меня небесным светом, сияние которого показывает мне прочие предметы, остается для меня видимым даже и по исчезновении всего остального.
Поворачивая голову, я вижу его возле себя, сияющее обычным чарующим, дивным спокойствием. Лампа моя догорает, так как я писал далеко за полночь, но возле меня все еще бодрствует милое, дорогое мне существо, без которого я никогда не был бы тем, чем стал теперь" (глава LXIV).
***
Кстати, читали ли вы "Дэвида Копперфилда"? Как прекрасно, как поразительно свежо и просто. Такие чудесные штрихи мягкого юмора - я называю юмором, Боб, смесь любви с остроумием. Кто может сравниться с этим великим гением? В его книгах попадаются маленькие словечки и фразы, звучащие как личное благодеяние читателю..." У. М. Теккерей (Punch)
*
"Дэвида Копперфилда" можно рассматривать с разных сторон, но эта, автобиографическая, замечательней всего. Суть книги в том, что она — единственная у Диккенса — повествует о самых обычных вещах, но лично и пылко. Нельзя сказать, что она и реалистична, и романтична; она реалистична потому, что романтична. Человеческая природа описана в ней с преувеличениями, свойственными человеку. Все мы знаем тех, кто там описан, здесь нет непомерных и сверхъестественных персонажей, кишащих у него повсюду, нет чистых вымыслов, как Кенуигс или Бансби. Мы знаем, что такие люди есть. Мы знаем упрямую и приветливую служанку старых времен, в которой так много условностей и чудачеств, покорности и свободолюбия. Мы знаем и незваного отчима, чужого и непонятного, жестокого, красивого, мрачного и ловкого губителя чужих очагов. Мы знаем сухую и ехидную старую деву, безумную в мелочах и умную в главном. Мы знаем школьного кумира, знаем Стирфорта — любимца богов и грозу слуг. Мы знаем его бедную и гордую мать, высокомерную и одинокую. Мы знаем Розу Дартл, нелюбимую женщину, в чьем сердце сама любовь обратилась в яд.
Все они — реальные люди, но их озаряет блеск юности и страсти. Они — реальные люди, увиденные романтически, то есть они таковы, какими их видят люди. Черты их преувеличены, как все у Диккенса, но это не преувеличение писателя — именно так преувеличивают в жизни и друзья, и враги. Они предстают перед нами в дымке чувств, которые всегда вызывают сильные личности. Мы видим Мэрдстона глазами детской ненависти: так и должно быть — любой мальчик возненавидел бы его. Мы видим Стирфорта глазами детской любви: его и полюбил бы любой мальчик.
(Г. К. Честертон. "Чарльз Диккенс".)
|
| |
| |
| salomiagudova | Дата: Воскресенье, 13.04.2025, 23:39 | Сообщение # 2 |
|
Подполковник
Группа: Пользователи
Сообщений: 139
Статус: Offline
| Обсудите тему любви и способы ее проявления в романе «Дэвид Копперфилд». Какого рода любовь предпочитает изображать Диккенс? С чем это связано?
В своих романах Диккенс не любит изображать романтическую любовь. В его произведениях любовь играет большую роль, но любовь эта скорее родственная. Героям Диккенса недоступны любовные страсти, в большинстве случаев их отношения – это отношения названных отцов и матерей. Например, Дэвид Копперфильд в одноименном романе относится к своей первой жене скорее как к дочке. Дора совершенно неприспособленна к ведению хозяйства и взрослой жизни, и Дэвиду приходится заботиться о ней, что он с радостью делает. Через какое-то время после смерти Доры Дэвид снова женится. Отношения между Дэвидом и Агнес уже можно описать как отношение сына и любящей матери. Отличается только юношеская влюбленность Дэвида к Эмили, из которой, однако, ничего не выходит. Диккенс предпочитает писать о наиболее возвышенных проявлениях любви, о любви в христианском смысле. В этой любви нет страсти, но есть поддержка, покровительство. Хотя стоит отметить, что иногда Диккенс также изображает и преступную страсть, например, когда Эмили сбегает с другом Дэвида, что в итоге заканчивается трагедией.
+++
Сообщение отредактировал salomiagudova - Суббота, 10.06.2023, 18:31 |
| |
| |
| alekssander-com29 | Дата: Воскресенье, 13.04.2025, 23:39 | Сообщение # 3 |
|
Подполковник
Группа: Пользователи
Сообщений: 122
Статус: Offline
| Роман Чарльза Диккенса «Жизнь и приключения Дэвида Копперфилда» можно рассматривать с разных точек зрения, встречаются мнения, что это автобиографический, социально-психологический, философский роман, и наконец, роман воспитания. Конечно, ничто не мешает всем этим жанрам, или некоторым их аспектам уживаться в одном произведении, но на данный момент мне хотелось бы сосредоточиться на рассмотрении «Жизни и приключений Дэвида Копперфилда» как романа воспитания.
Структура и поэтика этого произведения соответствуют классике европейского романа воспитания: центре находится герой, чей путь от рождения до зрелости раскрывается в сюжете. Время в произведении биографическое и выборочно-дискретное по своей структуре (описывает некоторые моменты жизни, которые являются наиболее важными с точки зрения становления протагониста), что является практически обязательным критерием романа воспитания и выступает сюжетообразующим фактором.
Ядро романов, написанных в данном жанре — это путь движения героя к зрелости, где чаще всего акцент делается на эмоциональном развитии. В «Дэвиде Копперфилде» автор демонстрирует нам не только моральный, но и физический путь взросления героя. Еще одним важным критерием, присутствующим в данном произведении, является конечная точки пути его интеграции в этот мир. В классическом европейском романе воспитания история традиционно завершается тем, что протагонист становится полноценным и полноправным членом общества, что мы и наблюдаем в романе Диккенса.
+++
Сообщение отредактировал alekssander-com29 - Среда, 14.06.2023, 16:42 |
| |
| |
| dawa2311 | Дата: Воскресенье, 13.04.2025, 23:39 | Сообщение # 4 |
|
Лейтенант
Группа: Пользователи
Сообщений: 75
Статус: Offline
| Обсудите «Дэвида Копперфилда» как роман воспитания: проблема зрелости и становления личности.
Мне кажется, что в романе "Дэвид Копперфилд" проблема становления личности заключается в том, что Ч. Диккенс, используя художественные образы, описывает свою жизнь. Трудности, с которыми сталкивается Дэвид - это трудности, с которыми столкнулся Диккенс в детстве. Например, работа на фабрике. Образ Доры - это образ Мэри Биднел - первой любви Диккенса. Женитьба Дэвида имеет в себе отсылки к женитьбе Диккенса на Кэтрин Хогарт и т. д.
Неслучайно главный герой становится писателем, как и Диккенс, и через три стадии: детство, отрочество, юность проходит становление личности писателя.
++
Дарья Ткачёва
Сообщение отредактировал readeralexey - Пятница, 07.06.2024, 00:33 |
| |
| |
| tsumskaa30 | Дата: Воскресенье, 13.04.2025, 23:40 | Сообщение # 5 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 275
Статус: Offline
| Обсудите тему любви и способы ее проявления в романе «Дэвид Копперфилд». Какого рода любовь предпочитает изображать Диккенс? С чем это связано?
Чарльза Диккенса не раз упрекали в том, что он не изображал любовь. Как правило, в своих произведениях писатель описывал нежные чувства между братом и сестрой, родителями и детьми, но не любовь между двумя молодыми людьми.
Однако в романе «Дэвид Копперфилд» Чарльз Диккенс изображает три вида «любви». Первая – романтические чувства между главным героем и Эмили. Вторая – любовь к Доре, первой жене Дэвида. Наконец, третья – глубокие чувства к Агнес, девушке, которая действительно нужна Дэвиду. Тем не менее, нельзя сказать, что автор изображает страстную любовь. Так, отношения с Эмили, действительно, носят романтический характер, однако эта влюбленность скорее юношеская, пылкая, но не глубокая. Брак с Дори оказывается неудачным, наивные чувства приводят к разочарованию. Дори и Дэвид – совершенно разные люди, их «любовь» ничем не примечательна, и смерть героини освобождает эту семью от последующих катастроф. Их отношения больше напоминают общение между отцом и дочкой, наивным очаровательным ребенком. Казалось бы, брак с Агнес иллюстрирует истинную любовь между двумя молодыми людьми, однако и в этих отношениях заметен перекос: Агнес похожа на любящую мать, оберегающую своего сына. Возможно, именно поэтому Дэвид чувствует себя счастливым, живя с ней.
В творчестве Чарльза Диккенса, действительно, отсутствует изображение страстей. Это может быть связано с требованиями эпохи – викторианскими приличиями, или с желанием писателя подняться от земного уровня понимания чувств и обратить внимание на более возвышенные проявления любви.
++++
|
| |
| |
| abalakinan27 | Дата: Воскресенье, 13.04.2025, 23:40 | Сообщение # 6 |
|
Полковник
Группа: Пользователи
Сообщений: 249
Статус: Offline
| Роман "Дэвид Копперфилд" является ярким примером романа воспитания На протяжении всего произведения читатель наблюдает становление Дэвида как личности, начиная от его рождения. В романе представляется детство, переходный и взрослый периоды жизни главного героя. Мы видим, как каждое жизненное обстоятельство, каждая встреча не является случайными.
Этот роман "состоялся" в качестве романа воспитания потому, что при его написании Диккенс во многом опирался на свою собственную жизнь. Несмотря на автобиографичность произведения, оно не теряет своей художественности.
++
Сообщение отредактировал abalakinan27 - Вторник, 11.06.2024, 19:40 |
| |
| |
| lori9520 | Дата: Суббота, 31.05.2025, 16:11 | Сообщение # 7 |
|
Лейтенант
Группа: Пользователи
Сообщений: 45
Статус: Offline
| Обсудите «Дэвида Копперфильда» как роман воспитания: проблема зрелости и становления личности.
Роман о Дэвиде Копперфильде уникален тем, что в нём излагается вся его жизнь и он даёт нам возможность проследить за его взрослением с самого детства, внимательно изучить людей, которые его окружали, обстоятельства, которые с ним происходили, его мысли по этому поводу и то, как трансформировалась его система ценностей и взгляды на те же самые события через воспоминания, а именно что он из себя представляет, будучи взрослым. Также это уже не сказочно-утопическая история со счастливым концом, а более реальная судьба, где с самого детства, как и многие герои Диккенса, как и он сам, претерпел немало трудностей, и немало надежд его было разрушено, что не могло не повлиять на формирование характера. Для Диккенса оказалось важным подчеркнуть, как отношение родителей, попечителей к их детям, особенно дурное, откладывает свой отпечаток, а любовь и здоровые взаимоотношения способны покрыть даже последствия нищеты. Образовательные учреждения несут не меньшую ответственность за становление зрелой личности, особенно если их методы слишком строги и жестоки, но позволяют ей раскрыться, вкладывая в неё знания и воспитывая добродетели в человеке. Дэвид вырастает добрым, отзывчивым, сострадательным и благодарным мужчиной, способным защитить себя и других. Он знает, что такое настоящая дружба, и благодаря своему тяжелому труду, своему таланту и встречающимся ему неравнодушным людям он вырастает и становится почитаемым писателем.
+++
Сообщение отредактировал lori9520 - Четверг, 05.06.2025, 09:50 |
| |
| |
| windelola | Дата: Понедельник, 02.06.2025, 01:31 | Сообщение # 8 |
|
Лейтенант
Группа: Пользователи
Сообщений: 54
Статус: Offline
| Какое значение форма воспоминаний имеет для стиля и тональности повествования, обрисовки характеров? Как меняется соотношение героя и рассказчика на протяжении романа?
Этот вопрос тесно связан с вопросом о "надежном рассказчике": форма воспоминаний предполагает, что, несмотря на то, что повествование ведётся (в данном случае) от лица пережившего события Дэвида, при этом на них всегда накладывается также и состояние, мнение и эмоциональная зрелость, если так можно сказать, героя на "момент рассказа". Постепенно временное расстояние уменьшается -- обратно пропорционально взрослению героя; и голос рассказчика постепенно всё больше со временем начинает соответствовать внутреннему миру персонажа Дэвида. То, каким читатель видит юного Дэвида, на самом деле куда меньше говорит о юном герое, чем о том, каким нарратор является на момент рассказа, ведь повествует он, пусть иногда и с самоиронией (например, переход от "In the service I mentally insert Miss Shepherd's name -- I put her in among the Royal Family" к "Miss Shepherd comes out of the morning service and the Royal Family know her no more"), -- однако же об эмоционально важных и трогающих его в "текущем состоянии" моментах. Такой модус позволяет повествователю прокомментировать собственные слова, проговорить, что он что-то не помнит или не хочет вспоминать. А ещё воспоминания дают возможность изымать какие-то фрагменты событий или представлять произошедшее в виде "вспышек", как, например, в сцене с дракой:
The preliminaries are adjusted, and the butcher and myself stand face to face. In a moment the butcher lights ten thousand candles out of my left eyebrow. In another moment, I don’t know where the wall is, or where I am, or where anybody is. I hardly know which is myself and which the butcher, we are always in such a tangle and tussle, knocking about upon the trodden grass. Sometimes I see the butcher, bloody but confident; sometimes I see nothing, and sit gasping on my second’s knee; sometimes I go in at the butcher madly, and cut my knuckles open against his face, without appearing to discompose him at all. At last I awake, very queer about the head, as from a giddy sleep, and see the butcher walking off, congratulated by the two other butchers and the sweep and publican, and putting on his coat as he goes; from which I augur, justly, that the victory is his.
+++
Что касается романтической любви, -- возможно, для таких людей, как Диккенс, любовь заключается в искренности и чистоте глубокого чувства и в возможности найти такую же глубину искренности в другом человеке. В комментарии выше написали о том, что в отношениях между Агнес и Дэвидом "наблюдается некий перекос"; но, на мой взгляд, слово перекос в данном случае низводит идею этих отношений до какой-то ущербности, которая, по всей видимости, не соответствует неким современным социальным стандартам, если таковые вообще имеются. Я с идеей "перекоса" не согласна, как и с идеей о том, что Диккенс был ярым блюстителем "требований эпохи". И, кстати, не понимаю искренне, почему любовь к Агнес не кажется никому из отвечающих здесь на этот вопрос романтической. Например, вот группа цитат:
She was so true, she was so beautiful, she was so good,—I owed her so much gratitude, she was so dear to me, that I could find no utterance for what I felt. I tried to bless her, tried to thank her, tried to tell her (as I had often done in letters) what an influence she had upon me; but all my efforts were in vain. My love and joy were dumb. <...>
With the unerring instinct of her noble heart, she touched the chords of my memory so softly and harmoniously, that not one jarred within me; I could listen to the sorrowful, distant music, and desire to shrink from nothing it awoke. <...>
It was for me to guard this sisterly affection with religious care. It was all that I had left myself, and it was a treasure. If I once shook the foundations of the sacred confidence and usage, in virtue of which it was given to me, it was lost, and could never be recovered. I set this steadily before myself. The better I loved her, the more it behoved me never to forget it. <...>
Nothing seemed to have survived that time but Agnes; and she, ever a star above me, was brighter and higher. <...>
As I rode back in the lonely night, the wind going by me like a restless memory, I thought of this, and feared she was not happy. I was not happy; but, thus far, I had faithfully set the seal upon the Past, and, thinking of her, pointing upward, thought of her as pointing to that sky above me, where, in the mystery to come, I might yet love her with a love unknown on earth, and tell her what the strife had been within me when I loved her here. <...>
‘Dearest Agnes! Whom I so respect and honour—whom I so devotedly love! When I came here today, I thought that nothing could have wrested this confession from me. I thought I could have kept it in my bosom all our lives, till we were old. But, Agnes, if I have indeed any new-born hope that I may ever call you something more than Sister, widely different from Sister!——’ <...>
Closer in my arms, nearer to my heart, her trembling hand upon my shoulder, her sweet eyes shining through her tears, on mine! ‘I went away, dear Agnes, loving you. I stayed away, loving you. I returned home, loving you!’ <...>‘I am so blest, Trotwood—my heart is so overcharged—but there is one thing I must say.’ ‘Dearest, what?’ She laid her gentle hands upon my shoulders, and looked calmly in my face. ‘Do you know, yet, what it is?’ ‘I am afraid to speculate on what it is. Tell me, my dear.’ ‘I have loved you all my life!’ O, we were happy, we were happy! Our tears were not for the trials (hers so much the greater) through which we had come to be thus, but for the rapture of being thus, never to be divided more! <...>
We were married within a fortnight. Traddles and Sophy, and Doctor and Mrs. Strong, were the only guests at our quiet wedding. We left them full of joy; and drove away together. Clasped in my embrace, I held the source of every worthy aspiration I had ever had; the centre of myself, the circle of my life, my own, my wife; my love of whom was founded on a rock! <...>
-- и т.д. Судя по тому, что описано в приведенных фрагментах, это очень даже романтическое чувство, невероятной глубины притом. Хотя, может быть, мне оттого так видится, что я слабо разбираюсь в этом вопросе. Тем не менее позволю себе заметить, что, на мой взгляд, применить к такому общению модель "отношения матери и сына" значило бы упростить её свойство, сократив до какого-то отдельно взятого элемента, в то время как это чувство в полноте значительно более разносторонне, пусть и включает в себя эту перспективу. Мне кажется, роль Агнес здесь как бы мерцающая, -- героиня отвечает некоему внутреннему идеалу Дэвида, и оттого она одновременно и сестра, и жена, и мать, -- человек, без которого его жизнь была бы неполной.
++++
Сообщение отредактировал windelola - Понедельник, 02.06.2025, 02:01 |
| |
| |
|
|
