Так называют героическую песнь о распре данов и фризов, известную лишь по отрывку в 48 строк (Финнсбургский отрывок). Лист пергамента, на котором он был записан, не дошел до нашего времени, и исследователи вынуждены во всем основываться на тексте Дж. Хиккса (George Hickes), опубликовавшего отрывок в 1705 г. вероятно этот текст несвободен от ошибок, что усугубляет и без того очень значительные трудности толкования песни. Само сказание о Финнсбургской битве континентального происхождения и восходит к временам, когда фризы были соседями англов на землях по берегам Северного моря. О популярности сказания и англосаксов свидетельствуют упоминание Финна и Хнэфа в ст. 27 и 29 "Видсида" (ср. прим. к этим строкам) и в особенности его использование в "Беовульфе", где песнь на тот же сюжет звучит на пиру у датского конунга Хродгара (так называемый Финнсбургский эпизод, ст. 1063-1159 "Беовульфа", см. Дополнения). Сравнение обоих текстов (обозначаемых далее как ФО и ФЭ) позволяет уловить основные сюжетные линии сказания. Датский вождь Хнэф (ФО, ст. 41, ФЭ, ст. 1115) гостит со своей дружиной на пиру у короля фризов Финна (ФЭ, ст. 1081), женатого на его сестре Хильдебург (ФЭ, ст. 1071). Между фризами и данами вспыхивает ссора, может быть возобновление древней распри, которой должен был положить конец брак Хильдебург с Финном (подобный мотив встречается, например, в сказании об Ингельде и Фреавару, см. прим. к ст. 48 "Видсида"). Фризы нападают ночью на своих гостей (здесь и начинается ФО), укрывающихся в палатах Финна. Происходит кровопролитная битва, в которой даны, возглавляемые Хнэфом и его соратником Хенгестом, сначала имеют перевес. Но, как это известно из ФЭ, в конце концов битва заканчивается фатально для обеих сторон. В ней гибнут и Хнэф, брат Хильдебург, и ее юный сын; во главе данов становится Хенгест. Он заключает мир с Финном и остается на зиму у него в доме. Даны, однако, ищут случая отомстить. Они нарушают условия мира, убивают Финна и увозят на родину Хильдебург. Причина распри и многие ее обстоятельства так и остаются неясными, как из-за фрагментарности текстов, так и из-за особенностей поэтики. События, вероятно хорошо известные слушателям, излагаются в ФО вне связи друг с другом, как бы выхватываются поодиночке из темноты, причем на переднем плане оказываются детали, на первый взгляд, второстепенные. Около половины отрывка составляет прямая речь персонажей. Хойслер (Heusler A. Die altgermanische Dichtung. B., 1923, S. 147-149) полагал, что "Битва в Финнсбурге" представляет в западногерманской поэзии, наряду с древневерхненемецкой "Песнью о Хильдебранде", архаический жанр "краткой эпической песни". Связь песни с "Беовульфом" также служила для многих исследователей доводом в пользу ее ранней датировки. С другой стороны указывали (Krapp-Dobbie, vol. VI, p. XVIII) на некоторые языковые и стихотворные особенности песни, которые несут на себе след более поздней эпохи (X в.).

Настоящий перевод основан преимущественно на издании Добби (Krapp-Dobbie, vol. VI, p. 3-4). Из других изданий нужно отметить в особенности: Beowulf and the Fight at Finnsburg, ed. with introduction, bibliography, notes, glossary and appendices by Fr. Klaeber, 3-d ed. Boston, 1950, p. 231-253).

1 "…то не крыши горят ли?" – Вероятно это последние слова вопроса, с которым один из датских воинов обращается к Хнэфу.

3-9 "То не восток светается… новой пагубой". – Слова Хнэфа построены на отрицательном параллелизме. Это нередкий в германской поэзии стилистический прием исполнен здесь замечательной эмоциональной силы: зловещие образы ночного нападения, когда "злые козни подымаются" (в похожих выражениях говорится о роковых событиях – wewurt skihit: "злая судьба вершится" – в "Песни о Хильдебранде"), пророчат кровавый исход битвы.

10-12 "Вы вставайте… бейтесь". Так же будит на рассвете дружинников и призывает их к битве герой древнескандинавской "Древней песни о Бьярки" (см. Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1980, с. 352).

16-17 Сигеферт и Эаха… Гудлаф и Ордлаф – дружинники Хнэфа; в ФЭ упоминаются датские воины Гудлаф и Ослаф.

19 Тут же Гудере Гарульфу молвил… – Действие внезапно переносится в войско фризов, выбирающих удобный момент для нападения на палаты. Гарульф – очевидно молодой воин, рвение которого сдерживает более осмотрительный Гудере. В ст. 32 Гарульф упоминается как первая жертва среди фризов.

25 …сеггский воитель. – Сегги (сюгги) упоминаются также в "Видсиде" (ст. 31, 62, см. также прим. к ним) как одно из германских племен (от др. англ. secg – меч); Сигеферт сражается на стороне данов.

33 …лучший из наилучших, на земле живущих… – Превосходная степень, как это обычно в германской поэзии, употреблена здесь в элативном значении, т. е. не свидетельствует о фризских симпатиях автора песни. Как и в ФЭ, события излагаются скорее с датской точки зрения. Обращали внимание (Klaeber), что прямая речь, по крайней мере в этом отрывке, принадлежит только датским воинам.

34 Гудлафа отпрыск. – Едва ли этот Гудлаф то же лицо, что и датский воин в ст. 17. некоторые исследователи, однако, считают возможным предположить, что в песнь здесь вплетен мотив битвы между отцом и сыном (занимающий центральное место в "Песни о Хильдебранде").

35-36 …ворон, исчерна темно-бурый… – Ворон и волк – традиционные "звери битвы". Цвета ворона здесь не реалистическая деталь, а средство сгустить до предела мрачный колорит всей картины. Символика цвета вообще играет важную роль в германской поэзии, и лишь очень редко цветовые обозначения встречаются в своей прямой, изобразительной функции; ср. прим. к "Морестраннику" и "Руинам".

39 …шестидесяти победителей… – т. е. дружинников Хнэфа; называя данов таким образом, поэт потребляет обычный поэтический синоним для "воина", а не предсказывает им победу.

42 …пять рубились дней… – Между тем ФЭ в "Беовульфе" начинается с событий, произошедших "наутро" после битвы, т. е. отводит ей всего несколько часов. Обращает на себя внимание, что самая битва – центральное событие распри, ни в том, ни в другом тексте не изображается.

44-49 Тут прочь отпрянул… как же юные эти… – Очевидно снова имеются в виду фризы; "ратеначальником" поэт скорее всего называет самого Финна.

Два отрывка эпической поэмы о Вальдере были обнаружены в 1860 г. главным библиографом Копенгагенской библиотеки среди разрозненных листов пергамента. Предполагают, что они могли быть завезены в Данию в конце XVIII в. знаменитым Торкелином, первым издателем "Беовульфа". Находка "Вальдере" стала сенсацией в германистике: за небольшими отрывками угадывается эпическая поэма, сравнимая по своим художественным достоинствам с "Беовульфом". Древнеанглийский памятник представляет большой интерес и как наиболее ранняя германская версия популярного в средневековой Европе сказания о Вальтере Аквитанском. Хронологически "Вальдере" принадлежит той же эпохе (не позже X в.), что и известная латинская поэма "Вальтарий мощный дланью" ("Valtarius manu fortis"), где германское сказание переложено в стилизованные под "Энеиду" гексаметры. Другие версии этого сказания принадлежат значительно более позднему времени (в основном XIII в.). Вальтер является героем южнонемецких эпических песней (вероятно, южнонемецкого происхождения и само сказание); ему посвящены гл. 241-244 древнеисландской "Саги о Тидреке", являющейся переработкой немецких эпических песней (так наз. Ломбардского цикла), а также некоторые строки "Песни о нибелунгах" (ср. особенно строфу 1756, где рассказ о Вальтере влагается в уста самому гуннскому королю Этцелю). О герое по имени Wdał y Walczerz рассказывает и одна польская хроника XII в. Анализ разных версий сказания содержится в лучшем издании "Вальдере", принадлежащем Норманну: Norman Fr. Waldere. Methuen's Old English Library, A.3. L., 1933. Это издание послужило основой предлагаемого русского перевода, а также большинства нижеследующих примечаний.

Проливая в какой-то степени свет на раннюю историю сказания, отрывки из "Вальдере" могут быть, в свою очередь, поняты лишь при сравнении с латинским "Вальтарием" и другими памятниками. Судя по всему, они относятся к кульминационному эпизоду песни – битве между возвращающимся на родину Вальдере и королем бургундов Гудхере (Гунтер немецких версий, Гунтарий латинской поэмы, см. о нем прим. к ст. II.14) – и разделены небольшим промежутком (по Норманну, между ними в рукописи должно было быть около 150 строк). В "Вальтарии" этому предшествуют следующими события. Сын аквитанского короля Вальтарий, знатный франкский юноша Хагано (Хаген древненемецких источников, скандинавский Хёгни, Хагена в ст. II.16 "Вальдере") и дочь короля Бургундии Хильдегунда отправлены заложниками к королю гуннов Аттиле (нем. Этцель, сканд. Атли, Этла в ст. 6 "Вальдере"). По прошествии многих лет Хагано первым возвращается на родину, ко двору короля Гунтария (в латинской поэме он оказывается королем франков). Позже бежит из земли гуннов и Вальтарий, незадолго до этого обручившийся с Хильдегундой. Завязывается битва. Хагано, соединенный с Вальтарием обетом побратимства, первоначально отказывается принять в нем участие. К этому эпизоду и относятся сохранившиеся отрывки из "Вальдере". В первом их них Хильдегюд (= Хильдегунда), как это подобает героине германского эпоса, воодушевляет своего возлюбленного на битву. Не стль ясно, кому принадлежит речь в начале второго отрывка; перевод следует Норманну, трактуя ее как первую часть монолога Вальдере: герой сначала расхваливает свой меч, а затем угрожает Гудхере. В "Вальтарии" рассказывается далее, что Хагано после гибели своего племянника все же соглашается напасть на Вальтария. Герои бьются в решающей схватке и, получив тяжелые увечья, заключают мир. Вальтарий возвращается в Аквитанию и правит там безбедно в продолжение 30 лет.

I

1 Хильдегюд. – Не только контекст, но и сохраненная в переводе аллитерация указывают на то, что строка начиналась с имени героини, древнеанглийская фонетическая форма которого реконструируется исследователями.

2-3 "Верь мне… Миммингом острым…" – Мимминг – имя меча, принадлежащего Вальдере. Традиция обычно связывала историю знаменитых мечей с именем Веланда, волшедного кузнеца германских сказаний (см. о нем подробнее в прим. к ст. 1-14 "Деора"); в ст. 455 "Беовульфа" также говорится о "мече и кольчуге работы Вилунда".

6 "Ты, копьеносец Этлы…" – В "Вальтарии" также рассказывается, что герой был приближен к Аттиле и пользовался его покровительством.

10 Эльфхере – отец Вальтере; ничего более о нем не известно.

24 "О мече не печалься!" – Это место в оригинале не совсем ясно, но из него как будто следует, что одного меча Вальдере уже лишился и что, следовательно, обе речи произносятся героями в разгаре битвы, перед решающей схваткой.

II

1-3 "…тот наилучший… лезвие покоится…" – Сломанный меч сравнивается с Миммингом (?).

3-10 "…сталь эту Теодрик… покинул Теодрик". – В истории Мимминга оказываются связанными в один узел несколько героических сказаний. Теодрик здесь – это исторический Теодрик Великий, основатель остготской державы с центром в Равенне (471-526). Под именем Дитриха Бернского он прославлен в целом ряде средненемецких эпических песней. Легенда превратила его в героя-изгнанника, вынужденного бежать со своими овинами к гуннскому королю Этцелю, на службе у которого он и совершил многочисленные подвиги (ср. прим. к. ст. 18-19 "Деора"). Видья (= Vidigoia, упоминаемый Иорданом в "Гетике" как "храбрейший из готов", см. прим. к "Видсиду") изображается в древнеанглийской поэзии как сын Беадохильд, дочери Нидхада, рожденный ею от кузнеца Веланда. Остается неясным, почему хозяином меча "Велундовой работы" оказался не Видья, а Теодрик и каким образом, будучи предназначенным затем Видье, меч снова попал не к нему, а к Вальдере. Лишь немногие могут объяснить здесь средненемецкие источники, в которых есть рассказ о бегстве Дитриха Бернского от герцога Нитгера и великанов, в котором ему помогали его сотоварищи – среди них Виттиг (= Видья) и Хильдебранд. Вальдере и Теодрик, с другой стороны, могли объединяться сказанием как герои, подвизавшиеся при дворе Этлы (Аттилы).

14 "…друг Бургундов…" – Обращение к Гудхере. Древнеанглийская версия, сохранившая память о бургундском доме, оказывается в этом отношении более древней, чем версия "Вальтария", где Гунтарий – не бургунд, а франк (переосмысления сказания, последовавшее за присоединением бургундов к франкскому государству Меровингов в 534 г.). "Другом бургундов" (vinr Borgunda) называется и Гуннар в эддической "Песни об Атли", сюжет которой – гибель бургундского дома.

15-16 "…что охоту мою… ты укротил…" – Подразумевается, что Гудхере надеялся "рукою Хагены" убить Вальдере, и что эта надежда не оправдалась. Западногерманская традиция неизменно представляет Хагена подданным Гунтера, в то время как в скандинавских сказаниях Гуннар и Хёгни – братья (Гьюкунги).

23-24 "…в распре меня укроет… как прежде". – Упоминание "родичей" в этом контексте непонятно.

25-31 "Но лишь от него, благого… оберегая богатство…" – Как это обычно в древнеанглийской поэзии, христианская дидактика уживается здесь с героикой германского сказания; ср. I, 23.

Это небольшое стихотворение часто относят к числу "элегий". Действительно, упоминаемые в нем героические сказания включены в лирическое переживание певца: томясь в изгнании, он ищет себе опоры и утешения в воспоминаниях о несчастьях, которые выпали на долю знаменитых героев. Каждому из героев посвящена отдельная строфа ("Деор" – единственное древнеанглийское стихотворение с последовательно выдержанной строфической композицией). Связанные общим лирическим мотивом, который находит выражение в рефрене "как минуло то, так и это минет", строфы "Деора" обладают в то же время полной смысловой законченностью и автономностью – даже в тех случаях, когда они относятся к одному сказанию. Перевод основан на издании Krapp-Dobbie, vol. III, p. 178-179; отдельное издание К. Мэлоуна (Malone K. Deor. Methuen 's Old English Library. A. 2. L., 1933) осталось нам недоступно.

1-14 Темой первых двух строф послужило известное в германских странах сказание о кузнеце Веланде (= Велунд "Деора"). Рассеянные здесь намеки не противоречат той версии сказания, которая отражена в эддической "песни о Вёлунде". В ней рассказывается, как конунг Нидуд (др. англ. Нидхад) заточил Вёлунда в кузнице, перерезав ему коленные сухожилия. Вёлунд жестоко отомстил Нидуду, обезглавив его сыновей (из их черепов он сделал чаши) и обесчестив его единственную дочь Бёдвильд (др. англ. Беадохильд). Сам же он с торжествующим смехом взлетел на воздух и скрылся; из песни можно понять, что ему помогло в этом чудесное кольцо, похищенное у него ранее. Другой вариант этого сказания известен по древнеисландской "Саге о Тидреке", основанной на немецких эпических песнях: там Вёлунд взлетает на чудесных крыльях. В "Саге о Тидреке" упоминается и сын Вёлунда – Видга (др. англ. Видья), унаследовавший от него доспехи и оружие (ср. прим. к ст. II.3-10 "Вальдере"). Эти подробности, вероятно, также были известны в Англии. Конец второй строфы содержит намек на рождение Видьи. Сцены, объединяющие оба варианта, изображены на руническом ларце Фрэнкса (резьба по моржовой кости, Нортумбрия, предположительно VII в.). на передней стенке ларца вырезана сцена в кузнице: Веланд держит в руках чашу, рядом лежат тела двух сыновей Нидхада; справа изображены две женские фигуры (Беадохильд со служанкой?). В стороне стоит воин, душащий птиц. Скорее всего, это птицы, из оперенья которых Веланд сделает себе крылья, а воин – его брат, искусный лучник, имя которого ?gli (др. исл. Egill) вырезано на крышке ларца. Связанные с Веландом поверья долгое время сохранялись в Англии. В Беркшире показывали группу камней, называемых "кузницей Веланда" (Wayland's smithy): верили, что, если заплатить кузнецу, он перекует оставленных там лошадей.

2 …в змеекузнице… – Это непонятное место давало пищу для многих остроумных догадок, большинство из которых, однако, основано на исправлениях текста. Русский перевод сохраняет близость к тексту оригинала. Под "змеями" в таком случае может подразумеваться выкованное Веландом оружие, украшенное змеевидным орнаментом (объяснение Мэлоуна). Такой орнамент на оружии характерен, однако, не для Англии, а для Скандинавии. Представляется возможным и другое предположение, также ведущее в Скандинавию: "змеи" в кузне Веланда ассоциируются со змеиным рвом (ormgar?r), в котором нашел свою смерть Гуннар, герой скандинавского сказания (о представлениях, связанных с этим змеиным рвом, см. The Poetic Edda, vol. 1; Heroic poems / Ed. with transl., introd. And com. Dronke U. Oxford, 1969, p. 65-66).

4 …в доме зимнестуденом… – Страдания обычно связываются в древнеанглийской поэзии с холодным временем года (ср. начало "Морестранника") и предрассветными часами суток (ср. ст. 7 "Плача жены" и прим. к ней).

14-16 Исследователи не оставляют попыток привязать и эти, достаточно темные, строки к какому-либо известному героическому сюжету. Ф. тапер отнес ее к тому же сказанию о Веланде, прочитав M??-hild как два слова и поняв второе как сокращение имени Беадохильд (имя Хильд употреблялось и в сложениях, и самостоятельно, ср. прим. к ст. 5-9 "Видсида"). Геат отождествляется им с Нидхадом (это слово может быть и личным именем и др. англ. вариантом племенного названия "гауты"; правда, в "Песни о Вёлунде" Нидуд не гаутский, а свейский конунг, которому не дает спать скорбь о детях). Имя героини читают как Хильд и многие другие исследователи. К. Мэлоун, посвятивший этой строфе обширную статью (Malone K. On Deor 14-17. – Modern Philology, vol. 40, 1942, p. 1-18), предложил совершенно новое ее прочтение, в соответствии с которым в строфе говорится о муках и бессоннице самой Беадохильд, а Геат упоминается лишь как ее супруг. Автор подтверждает свое прочтение ссылкой на одну скандинавскую балладу, в которой рассказывается о Гаути и Маг(н)хильд. Исландский вариант этой баллады начинается, в прозаическом переложении, так: "Гаути и Магильд, его жена, лежат вместе в постели. Он спрашивает, отчего она так печальна. Она отвечает, что она печалится, зная, что ей суждено утонуть в реке Скотберг". Русский перевод данной строфы "Деора" следует более традиционному ее прочтению (Krapp-Dobbie, vol. III, p. 319).

18-19 Правил Теодрик… муж всеземнознатный. Эти строки также стали предметом острой полемики. Особый интерес к ним вызывает то обстоятельство, что они имеют прямую параллель в древнешведской рунической надписи на Рёккском камне (IX в.), в стихотворной части которой сказано: "Тиодрик смелый, морской конунг, ехал по берегу (или "правил на берегу"?) Хрейдмара. Вот он сидит на коне… повелитель Мэрингов". Но остается неясным, кто такие Мэринги и которых из двух вошедших в легенду Теодориков имеется здесь в виду: (1) Теодорик Великий (= Дитрих Бернский немецкого эпоса) или (2) Теодорик (Теудерих) франкский, сын Хлодвига, правивший в Реймсе (511-534), в битве с которым пал Хогилайкус (Хигелак "Беовульфа"); он также известен в немецкой эпической традиции под именем Вольфдитриха. Проблема подробно обсуждается К. Мэлоуном в статье: The Theodoric of the Rok Inscription. – Acta Philologica Scandinavica, XIII, 1939, p. 201-14. Оба героя известны преданию не только как знаменитые правители, но и как знаменитые изгнанники. Дитрих Бернский "бежал от гнева" Эрманариха, которого эпос превратил в его дядю (по более ранней версии, гонитель Дитриха – Отахер = исторический Одоакр, в действительности готский вождь, убитый Теодориком), и вынужден был искать прибежища при дворе Этцеля (Аттилы). Вольфдитрих скрывается у своего родича в Меране, пользуясь там полной властью (ср. текст "Деора"). В обоих случаях это эпическое изгнание длится 30 лет. Существуют и другие детали, поразительным образом сближающие сказаниях об обоих Теодориках. Остается думать, что оба исторических лица, хотя с ними связаны разные эпические циклы, могли смешиваться в устной традиции, и, следовательно, загадка строфы не имеет однозначного решения.

21-27 Эорманрик – исторический готский король Эрманарик (нач. IV в.), властвовавший, если верить Иордану, "над областями между Черным и Балтийским морем и между Мэотидой и Карпатами" (Иордан. О происхождении и деяниях готов (Getica), вступительная статья, перевод, комментарии Е. Ч. Скржинской. М., 1962, с. 265). Германские сказания изображают его обычно как вероломного тирана, навлекшего гибель на свою жену, сына и племянника (см. подробнее в прим. к "Видсиду").

28-34 Муж горемычный…, а другим – злосчастье. Подобные проникнутые христианской моралью строки характерны для элегий. Но здесь они нарушают композицию стихотворения (это единственная строфа без рефрена) и считаются некоторыми исследователями позднейшей вставкой.

35-42 Как минуло то… одарил меня прежде. Лишь в конце стихотворения поэт обращается к своей собственной судьбе. Достойно внимания, что он смотрит на героический мир не извне, из другой эпохи: он сам принадлежал ему "когда-то". Упоминание хеоденингов (= др. исл. "хьяднинги", т. е. конунг Хедин и его люди), которым служил Деор и его соперник в певческом искусстве Хеорренда, связывает это стихотворение со знаменитым сказанием о Хильд, известным в разных версиях из древнескандинавских источников и из средненемецкой эпической поэмы "Кудрун". Разъясняя кеннинг "огонь Хьяднингов" = битва, Снорри Стурлусон рассказывает в "Младшей Эдде" о том, как конунг Хедин, сын Хьярранди, захватил в битве Хильд (она отождествляется в древнеисландской литературе с валькирией, носящей то же имя; hildr значит "битва"), дочь Хёгни, и о страшной битве, которая происходит между Хедином и Хёгни: ночью Хильд колдовством возвращает убитых к жизни, и битва возобновляется; как рассказывается в сказании, эта битва будет длиться до конца света (Младшая Эдда / Лит. Памятники. Л., 1970, с. 155-156). Здесь упоминается Хьярранди, но как отец Хедина (др. англ. Хеоден, ср. прим. к ст. 18-35 "Видсида"). Напротив, в "Кудрун", как и в "Деоре", это имя (нем. Хорант) носит певец. Рассказывается, что выполняя волю своего господина (в нем. эпосе его зовут Хетель), он чудесными песнями склоняет Хильд к бегству из отчего дома.

38 Деором звался государев любимец. – Это единственный случай, когда певец называет себя по имени. Но, судя по прошедшему времени глагола, имя также осталось для героя в прошлом: он утратил его вместе со всем тем, что привязывало его к людскому сообществу (ср. также прим. к "Вульфу и Эадвакеру").

Как предполагают на основании совокупности литературных и языковых данных, "Видсид" сложился как единое целое не позже VII в. и, таким образом, представляет собой древнейший памятник германской поэзии. Но те перечни имен (или "тулы", как такие перечни назывались в древнеисландской поэтике), которые доставили ему наибольшую известность, восходят к еще более глубокой древности, а именно к эпохе "великого переселения народов". Многие из личных имен и племенных названий, составляющих эти перечни, известны и по другим источникам. Одни из них находят соответствие в латинских сочинениях таких историографов германских народов, как Иордан (Getica, VI в.), Григорий Турский ("История франков", VI в.), Бэда Достопочтенный ("Церковная история анлов", нач. VIII в.), Павел Диакон ("История лангобардов", конец VIII в.), Саксон Грамматик ("История данов", ок. 1200 г.); другие сохранены германской эпической традицией, к которой принадлежит и сам "Видсид". Историческому и литературному подтексту этих тул, а также разграничению в них "истории" и "литературы", посвящено много исследований, в том числе две фундаментальные монографии: Chambers R. W. Widsith. A study of Old English heroic legend. Cambridge, 1912; Malone K. Widsith. Copengagen, 1962.

Неоднократно делались попытки очертить географический и исторический кругозор "авторов тул", а тем самым и установить эпоху, когда они сложились. Нельзя сказать, чтобы эти попытки увенчались полным успехом: "круг земной", по которому странствует Видсид, лежит вне реальных измерений, и история предстает здесь "в масштабах героической идеализации" (Жирмунский). Идеальный эпический певец встречает на путях своих странствий героев, исторические прототипы которых жили в разное время между III и VI вв., как на северной, так и на южной окраине Европы. Все же исследователям удалось заметить, что Видсиду лучше знаком ареал древнейшего расселения германцев – берега Северного и Балтийского морей, и в строках тул явственно слышатся отзвуки тех времен (начало "великого переселения народов"), когда восточные германцы (готы и родственные им бургунды и гепиды) еще не покинули земель в устье Вислы и жили в близком соседстве с ингвеонскими (в том числе англскими и саксонскими) и скандинавскими племенами. Напротив, племена и правители внутренней Европы лишь эпизодически упоминаются в "Видсиде". С другой стороны, неоднократно делались попытки судить на основании "Видсида" о тех эпических сюжетах, которые были известны его англосаксонскими слушателям; предполагалось, что возможно таким образом составить некоторое представление об утраченной части англосаксонского эпического наследия. Существует даже точка зрения, что "Видсид" – это своего рода рекламный проспект или репертуарный справочник, с которым странствующий скоп объезжал дворы англосаксонской знати, афишируя таким образом свои познания в области героической сюжетики (Cherniss, p. 13 ff.). Но никак нельзя быть уверенным в том, что все те сказания и исторические факты, которые с такой тщательностью по крупицам восстанавливаются современными исследователями, еще помнились во времена "Видсида". Имена в туле, дошедшие из глубокого и чтимого древними прошлого, могли сохранять свою значимость для слушателей и тогда, когда уже никто не помнил самих связанных с ними преданий. Меньшим, сравнительно с тулами, вниманием пользовались "автобиографические" фрагменты "Видсида", связующие Тулы воедино и сближающие это произведение с так называемыми элегиями. Между тем строки, в которых скоп слагает хвалу своему искусству и говорит о его высоком предназначении, представляют исключительный интерес для изучения эпического творчества и заслуживают не меньшего внимания, чем знаменитый рассказ Бэды о поэте Кэдмоне, из которого были сделаны далеко идущие выводы об устно-эпической поэзии англосаксов (см. прим. к "Гимну Кэдмона").

1 Видсид – буквально "Широкостранствующий"; раскрыл словосокровищницу. – Формула, часто встречающаяся в древнеанглийской поэзии перед прямой речью и означающая просто "заговорил".

5 …муж мюрьингский. – Мюрьинги, упоминаемые также в ст. 42 как враги англов, – скорее всего одно из мелких племен гольштинских саксов, живших в IV-V вв. к югу от р. Эйдер.

5-9 …с пряхой мира… клятвохранителю. – Многое в этом отрывке возбуждает споры. Эальххильд, называемая здесь "пряхой мира" (обычный кеннинг для женщины знатного рода) – это скорее всего жена Эорманрика (см. о нем прим. к ст. 21-27 "Деора"). В таком случае ее имя может быть соотнесено с именем Сванхильд (оба имени сокращаются в Хильд; ср. имена Беадохильд, (Мэд)хильд в "Деоре"), несчастной героине скандинавского сказания, которую ее супруг Ёрмунрекк велел бросить под копыта коней. Скандинавское сказание о Сванхильд, в свою очередь, соотносимо с сообщением Иордана в "Гетике" (Иордан, с. 91); но там жертву Эрманарика зовут Сунильда, и она жена не короля, а одного из его подданных из племени росомонов.

Из строк "Видсида" не вполне понятно, каково первоначальное отношение Видсида к Эальххильд, которая в дальнейшем изображается как его покровительница (ст. 97 след.): то ли он сопровождает ее брачный поезд из Онгеля ко двору Эорманрика (такая трактовка ближе к букве оригинала), то ли следует видеть в тексте синтаксическую инверсию и читать: "к Эорманрику… с Эальххильд". Второе прочтение легче укладывается в историческую схему, поскольку упоминаемый ниже отец Эальххильд, Эадвине (ст. 98; заметим, что оба имени связаны аллитерацией), – это не англский, а лангобардский король.

Путь из Онгеля (название понимается как фонетический вариант геогр. назв. Ангель, ср. Angulus у Бэды и совр. Angeln на юге Ютландии), прародины англов – это, в таком случае, не что иное, как путь Видсида от двора одного покровителя, короля Оффы (восхваляемого в ст. 35 след.), к другим – Эорманрику и его супруге. Любопытно, однако, почему Онгель помещается Видсидом на востоке. Здесь исследователи усматривают показательный анахронизм, доказывающий, что текст "Видсида" сложился уже в Британии: для жителя Британских островов древняя родина англосаксов действительно осталась на востоке.

И, наконец, по-разному могут пониматься эпитеты Эорманрика. Он называется, во-первых, властителем хред-готов; кто такие "хред-готы", часто упоминающиеся в германских источниках, остается, несмотря на множество предположений, невыясненным, и вероятнее всего это просто готы; но в контексте "Видсида" оправдывается этимология, связывающая этот этноним с др. исл. Hreiðr "гнездо" (Vries J. de. Altnordisches Etymologisches Wörterbuch Leiden, 1961, s. 253): Все нити здесь тянутся от Эорманрика к "гнезду готов" на Висле (см. прим. к ст. 109-124). Эорманрик называется в переводе также "клятвохранителем" (точнее было бы: "врагом нарушителей клятв"), хотя оригинальный текст дает основания и для противоположного перевода: "враждебный нарушитель клятв, клятвопреступник". Второе обозначение как нельзя лучше подошло бы к тому кровожадному деспоту, каким обычно изображается Эорманрик в германском эпосе (ср. прим. к ст. 21-27 "Деора"), но как раз в "Видсиде" об Эорманрике говорится только как о могучем государе, милостями которого пользовался певец. Немыслимо психологическое объяснение Чеймберса (Chembers, p. 24), что Видсид знает о судьбе, которая уготована Эальххильд, и торопится поэтому заклеймить Эорманрика. Гораздо вероятнее, что это место следует понимать все же как "клятвохранитель", и перед нами условное перифрастическое обозначение государя, подобное обычным в скальдической поэзии кеннингам вождя типа "враг преступников", "учредитель законов" и т. п.

14-17 Долго Хвала… о ком я слышал. – Эти строки представляют собой вступление к первой Туле, где перечисляются вожди и народы, известные Видсиду. Имя Хвaла встречается в генеалогиях уэссекских правителей (следует иметь в виду, читая Тулы, что все германские имена имеют ударение на первом слоге); упоминание Александра (Великого), неожиданное в данном контексте, заставляет исследователей видеть в строках позднейшую интерполяцию.

18-35 В первой туле преобладают имена и названия, относящиеся к североморским и балтийским землям германцев. Начинается она, однако (вероятно, как того требовала традиция; ср. аналогичное начало второй тулы, ст. 57), именами величайшего из гуннов – Этлы (Аттилы) и величайшего из готов – Эорманрика. В этот ряд прославленных вождей попадают и Кесарь (зд. византийский император), и Кэлик (видоизменения имени Калев, героя финского эпоса?). В имени Бека логично видеть вариант имени Бикки, коварного советника Ёрмунрекка из скандинавского сказания о Сванхильд (между обоими именами, правда, нет полного фонетического соответствия). Родственны готам племена бургендов (их король Гивика (= Gibica) латинских источников хорошо известен германскому эпосу как сканд. Гьюки, нем. Гибих) и вернов (= Varni Прокопия, Varini Тацита). Многие имена и этнонимы ведут, как уже было сказано, в Скандинавию: название хольмрюгги соответствует названию норвежского племени Holm rygir (букв. "островные руги") в скандинавских источниках (ср. Rogaland в юго-западной Норвегии), но у Иордана упоминается и повисленское восточногерманское племя с этимологически тождественным названием – (H)ulmerugi. В их правителе Хагене (не имеет отношения к Хагене и "Вальдере") обыкновенно видят отца Хильд, легендарного противника Хеодена (см. об этом сказании в прим. к ст. 35-41 "Деора"). С точки зрения некоторых исследователей это оправдывает конъектуру Henden > Heoden в той же строке. Имя правителя рондингов (букв. "пограничники"), Тюле, обычно принимают как эпоним скандинавского племени Þilir (ср. др. исл. Þelamörk, совр. Telemark в Норвегии). Бреока в ст. 25 – это скорее всего тот самый Брека, с которым юный Беовульф состязается в плаванье ("Беовульф", ст. 507 след.). О племени брондинги (букв. "меченосцы") ничего не известно, но ср. племенные названия "саксы" (др. англ. seax – "нож"), "сегги" (др. англ. secg – "меч") и некоторые другие. Сигхере – вероятно тождествен персонажу датского сказания о Хагбарде, конунгу из рода сиклингов – Сигару. Это сказание хорошо известно из Саксона Грамматика и, в более поздней версии, из скандинавских баллад; Сигар часто упоминается в связи с Хагбардом (напр., как "тот, кто повесил Хагбарда") и в древнеисландской литературе. Сэ-даны, которыми правит Сигехере, – букв. "мореданы", где первый компонент может быть просто украшающим эпитетом. Хнэф, правитель хокингов (ст. 29) – герой "Битвы в Финнсбурге": сестра его Хильдебург один раз называется в "Беовульфе" дочерью Хока. Имя Хельм в той же строке подобным образом может быть понято как имя родоначальника хельмингов – королевского дома, упоминаемого в "Беовульфе" (но, с другой стороны, др. англ. helm – "шлем, защита" – часто встречается просто как компонент в поэтических обозначениях вождя). Сэферт = Сигеферт "Битвы в Финнсбурге" (ст. 16), где он упоминается как один из воинов Хнэфа; где следует поместить сюггов (= сегги, сэгги), которыми он правит, в точности неизвестно. Онгендтеов (ст. 31) – свейский (шведский) король, о войнах которого с гаутами подробно рассказывается в "Беовульфе"; фонетически имя соотносимо с именем героя древнеисландской "Саги о Хервёр" Ангантюра (но см. ниже, прим. к ст. 116). Имя Скеафа (ст. 32) заставляет вспомнить о патрониме родоначальника скильдингов – Скильда Скефинга ("Беовульф", ст. 4); возможно, что оно и было придумано для разъяснения ставшего непонятным патронима (первоначально, может быть, связывающего Скильда с земледелием; ср. др. англ. sceaf – "сноп"). Скеафа называется здесь властителем лонгбеардов (= лангобарды), германского племени, которое, по Павлу Диакону, вышло из Скандинавии; происхождение лангобардов по-прежнему вызывает споры среди германистов, данные о лангобардском языке свидетельствуют о их близости к южно-немецким (эрминонским) племенам. Из ингвеонских племен в этой туле упоминаются юты – племя, скорее всего, близкородственное фризам (в ФЭ "Беовульфа" юты и фризы не различаются); согласно Бэде, юты, вместе с англами и саксами, принимали участие в колонизации Британии и расселились в Кенте; фризы – о их правители, Финне Фольквальдинге, см. прим. к "Битве в Финнсбурге"; умбры (амброны латинских источников; во Фризском архипелаге есть о. Amrum из Ambrum). В тулу вплетено и несколько имен, связанных с племенами центральной Германии; среди них Теодрик, король франков (ст. 24, см. о нем прим. к ст. 18-19 "Деора"), не известный истории Хун, называемый правителем хэттваров (лат. Chattuarii – франкское племя, жившие на нижнем Рейне), и Витта (этим именем Бэда называет отца Хенгеста и Хорсы, легендарных завоевателей Британии), упоминаемый здесь как правитель свэвов (ст. 22); скорее всего под свэвами в "Видсиде" (в ст. 44 о них говорится как о союзниках англов) подразумевается лишь северная ветвь великого племенного союза, известного истории под тем же названием (совр. нем. швабы). Идентификация остальных племен очень сомнительна.

35-39 Оффа правил Онгелем… как позволил Оффа. – Оффа, которому посвящен этот эпизод, – легендарный родоначальник англов (IV в.). Упоминание правителя данов Алевиха (из других источников о нем ничего не известно) здесь, очевидно, лишь повод для восхваления Оффы. О его битве с мюрьингами у Фифельдора (устье р. Эйдер в Ютландии) сообщается у Саксона Грамматика. Обращает на себя внимание несообразность: эту битву воспевает Видсид, сам из племени мюрьингов. Можно видеть здесь косвенное свидетельство англского происхождения "Видсида", поскольку древний предок англов сближался в устной традиции с другим, историческим, Оффой – правителем англского королевства Мерсия (VIII в.). Но тогда это место – позднейшая вставка. Вероятно так же объясняется и восхваление Оффы в "Беовульфе" (ст. 1944-1962), где он оказывается единственным персонажем не скандинавского происхождения.

45-49 Хродвульф с Хродгаром … хеадобеардов рать. – Датский конунг Хродгар – персонаж "Беовульфа", где рассказывается, что он мирно делит власть со своим племянником Хрод(в)ульфом (знаменитый Хрольв Жердинка скандинавских источников), но некоторые строки в "Беовульфе" можно понять как намек на предстоящее предательство Хродвульфа. В "Беовульфе" есть отрывочные упоминания о вражде данов с племенем хеадобеардов (вероятно то же, что лангобарды; в ст. 47 "Видсида" они называются также викингами, ср. прим. к ст. 57-87). Как рассказывается в ст. 2025-2069 "Беовульфа", вождь хадобеардов Ингельд (за которого Хродгар выдал замуж свою дочь Фреавару), в отместку за давние обиды своего рода нападает на данов; судя по некоторым намекам, в этой битве и сгорели палаты Хродгара – Хеорот.

50-54 Жил я в державах… служа властителям. – См. об этом в элегическом мотиве в "Видсиде".

57-87 Был я у гуннов… и у идумингов. – Во второй туле перечисляются племена, которые посетил Видсид во время своих скитаний. Ее география в общем сходна с географией первой Тулы, и некоторые племенные названия уже встречались. Снова первыми названы гунны и (хред)-готы (ст. 57). В дальнейшем перечне центральное место занимают скандинавские племена: геаты (вероятно то же, что гауты; геатом был Беовульф), свеи, сут-даны (букв. "южные даны"), венлы (= венделы в "Беовульфе"; ср. названия Vendel в шведском Уппланде и Vendill в Северной Ютландии; однако здесь снова есть восточногерманское соответствие – известное истории племя вандалов), викинги (ср. др. исл. Vík – местность в Норвегии; название, может быть, этимологически связано с викингами – скандинавскими мореплавателями и пиратами), руги (= рюгги, см. прим. к ст. 18-35), хэдны (ср. др. исл. Heiðmörk, область в Норвегии), хэледы (др. исл. hölðar, мн. ч., один из синонимов для воинов). Западногерманские племена в этой туле: англы, свэвы, саксы, тюринги, франки, фризы, фрумтинги (племя, принадлежащее к свевам и осевшее в V в. в Испании: в источниках упоминается их предводитель Фрамта), лонгбеарды, мюрьинги, онгенд-мюрьинги (букв. "противо-мюрьинги"?), эст-тюринги. К восточным германцам принадлежат, наряду с хредготами, вэрны, гефты (гепиды латинских источников, заселявшие в начале "великого переселения народов" устье Вислы), бургенды. Среди племен негерманского происхождения названы соседи германцев: винеды (= венеды, венды; так германцы называли полабских славян), финны, скотты и пикты (исконные обитатели Британии), скридефинны (по Прокопию; так назывались саамские племена, букв. "скользящие (на лыжах) финны", к др. исл. skríða "скользить"). В этом же ряду оказываются и средиземноморские народы, упоминание которых некоторые исследователи считают позднейшим добавлением к Туле: серкинги (сарацины, ср. серки и Серкланд в древнеисландских памятниках), серинги (сирийцы?), греки, изралии (израильтяне Священного Писания?) и рядом с ними éврии, úндии, éгипты, персии. Толкование остальных племенных названий очень сомнительно. Эльфвине (ст. 70) – английская передача имени Alboin лангобардского короля, завоевателя Италии (ср. Эатуле, т. е. Италия в той же строке); его отец Audoin называется здесь Эадвине (ст. 74), Гудхере (ст. 66) – бургундский король (см. о нем в прим. к "Вальдере" ст. 14).

88-92 У державного Эорманрика… счетом на скиллинги… – С этих строк начинается эпизод, возвращающий слушателей к началу "Видсида". Неясно, имеется ли в виду вес золотого обручья или то, что оно действительно состояло из золотых монет. Скиллинги (шиллинги) – денежная единица в древней Англии.

93-96 …потом я это… отчью мне отдал. – Мэлоун предлагает следующее толкование этого не очень понятного места: "Видсид находился при дворе Эорманрика в то время, как умер его отец. В отсутствии наследника король (Эадгильс – О. С.) взял его родовые земли под свою охрану и передал их наследнику по его возвращению. Тот щедро отблагодарил короля, подарив ему обручье" (Malone, p. 46).

103-105 …мы со Скиллингом … звонко текущие… – Некоторые исследователи полагают, что Скиллинг – это имя упоминаемой тут же арфы (по-древнеанглийски hearp – мужского рода), которой воздает должное Видсид. Но более вероятно, что так зовут сотоварища Видсида по песенному искусству; в этом случае можно усматривать здесь свидетельство амебейного (двухголосого) исполнения хвалебных песен древними певцами (см. об этом: Стеблин-Каменский М. И. Древнескандинавская литература. М., 1979, с. 67).

109-124 …потом я пустился… Вудью и Хаму… – Путь Видсида по "старым готским исконным землям" (т. е. по землям, которые готы занимали в Восточной Европе, покинув – предположительно в III-I вв. до н. э. – Скандинавию), оказывается, с точки зрения современных историков, скорее блужданием по истории остроготского дома. Действительно, в центральной части третья тула основана на готских сказаниях, некоторые из которых известны по пересказам Иордана. В ст. 116-117 оказались соединенными имена, ассоциирующиеся с именами героев скандинавских эпических песней, также восходящих к готским сказаниям. Хэтка и Беадека (ст. 112), называемые здесь приближенными Эорманрика, соотносимы, как полагает Мэлоун (его мнение разделяется не всеми исследователями), с Хахиульфом (по Иордану, отец Эрманарика) и Бадуилой (остроготский король VI в.). Херелинги, Эмерка и Фридла отождествляются с племянниками Эрманарика, Эмбрикой и Фритлой, называемых харлунгами; в одной хронике XI в. рассказывается, что Эрманарик велел повесить их по навету Сибки (= Сифека в ст. 116). Эастгота – легендарный основатель остроготского дома, Острогота "Гетики" Иордана; древнеанглийская передача его имени отражает восходящую к древности народную этимологию: "остроготы" (Ostrogotae) > "остготы" (буквально "восточные готы"). Унвене (ст. 114) может быть искаженным до неузнаваемости отражением имени Hemuil, сына Остроготы, о котором также сообщается в "Гетике". О Бекке см. прим. к ст. 18-35. Если считать, что Теодрик в ст. 116 – это Теодрик Великий (ср. ст. 24, где упоминается Теодрик франкский), то Сеавола в той же строке может быть предположительно сопоставлен с одним из приближенных остроготского короля – Сабеной. О героях следующей строки рассказывается в "Песни о Хлёде", или, как ее еще называют, "Песни о битве готов с гуннами", входящей в состав древнеисландской "Саги о Хервёр" (одна из "саг о древних временах"). В этой песни, относимой к числу древнейших эддических песней, рассказывается о битве единокровных братьев Хлёда (матерью которого была пленная дочь короля гуннов) и Ангантюра (короля готов) у леса Мюрквид, который "отделяет гуннскую землю от земли готов". Хеодрик в "Видсиде" соответствует отцу братьев Хейдреку, Хлиде – самому Хлёду, а Ингентеов занимает в этом контексте место Ангантюра (хотя более близким фонетическим соответствием скандинавскому имени является имя Онгентеов, которое в англосаксонской традиции носит не готский, а шведский король, ср. прим. к первой туле). В одном ряду с именами готов стоят в туле и имена бургундских и лангобардских вождей, из которых более всего известно об Эгельмунде (Agelmund Павла Диакона, легендарный предок лангобардских королей) и Гисльхере (в "Песне о Нибелунгах" ему соответствует "млад Гизельхер", младший брат Гунтера); предполагается, что исторический Gislaharius мог быть скорее одним из предков короля Гундахария (Гунтера). Именем Видергильд зовут воина хеадобеардов в "Беовульфе" (в эпизоде, посвященном распре между ними и данами, ср. прим. к ст. 45-49); не исключено, что Фреодерик в ст. 124 – это сын Эорманрика (Фредерик поздних латинских источников; в скандинавской традиции сын Ёрмунрекка носит имя Рандвер), также ставшей жертвой его жестокости. Большинство остальных имен (Эльса, Хунгар, Вульфхере, Вюрмхере, Рондхере, Румстан) из других источников неизвестно. Все эти герои, как уже было сказано, предстают в Видсиде как "содружники" окруженного легендами Эорманрика. Совершенно так же и все битвы, какие когда-либо происходили между готами и гуннами и воспоминания о которых рассеяны в различных германских сказаниях, слились здесь в образе одной "непрестанной" войны, которую ведет в лесах Вислы (на прародине готов? ср. Мюрквид в сказании о Хлёде) воинство Эорманрика, обороняя свой древний престол от гуннов – "народа Этлы".

125-130 …эти двое… и златом. – Последними в третьей туле названы Вудья и Хама – герои, отрывочные сведениям о которых содержатся и в других поэтических памятниках. Вудья (= Видья) упоминался в "Вальдере" как сын Веланда; однако чаще германские памятники связывают его с Теодориком (Дитрихом Бернским): Виттих и Хейне называются вместе в средневерхненемецких поэмах о бегстве Дитриха как изменники, перешедшие на сторону Эрманариха. Что же касается Хамы, то он упоминается в "Беовульфе" как похититель ожерелья Бросингов, бежавший "от гнева Эорменрика" (ст. 1201-1202). Эти характеристики хорошо согласуются с тем, что мы узнаем о Хаме и Вудье в "Видсиде", где они предстают как изгнанники, основавшие собственную державу (в данном случае, в отличие от элегий, на первый план выступает юридический смысл понятия изгнанник – "человек, живущий вне закона").

135-143 так скитаются… и славу вековечную. – Нигде древнеанглийский поэт не воспевает с таким пафосом свое искусство, как в этих строках, завершающих "Видсид". Обращает на себя внимание, что в части, следующей за последней тулой, столько же строк (13), сколько и во вступлении, предшествующем первой туле. Видимо, такая симметричность композиции неслучайна; она соблюдается и в некоторых других произведениях, например, в "Скитальце".

Заклинания принадлежат к "низовым жанрам" (Хойслер) древнегерманской поэзии, наиболее близким к фольклору и не предполагающим письменной фиксации. Тем большую ценность представляют разрозненные между пятью рукописями стихотворные тексты заклинаний (их всего 12, стихи нередко перемежаются с прозой), которые дошли до нашего времени. В умышленно темных текстах смогли уцелеть не искорененные христианством следы языческих верований, нередко очень древние. На глубокую древность заклинаний указывают и некоторые общие особенности их стиха и стиля (в частности, использование, наряду с аллитерацией, и рифмы), в то время как христианские элементы в них, напротив, сравнительно легко вычленяются как позднейшие добавления (напр., молитвенные вступления) и подмены языческих формул. К древнеанглийским заклинаниям есть единичные параллели в древненемецкой ("Мерзебургские заклинания") и древнескандинавской (несколько надписей на рунических камнях) поэзии. Приведем текст первого из двух "Мерзебургских заклинаний":

Древле сели девы семо и овамо,

Эти путы путали, те полки пятили,

Третьи перетерли твердые оковы.

Верви низвергни, вражьих пут избегни.

(заговор на освобождение из плена, перевод Б. И. Ярхо)

Все заклинания были изданы Ф. Грендоном: Grendon F. The Anglo-Saxon Charms. – The Journal of American Folklore, 1909, v. 22, p. 105-237 (в 1930 г. Перепечатано отдельным изданием) и Керком ван Добби (Krapp-Dobbie, vol. VI ). "Заклинание бесплодной земли" сохранилось в рукописи Cotton Caligula A VII, 171 Британского музея в непосредственном соседстве с текстом древнесаксонского "Хелианда" (так наз. Коттонская рукопись "Хелианда"). Рукопись "Заклинания против колотья в боку" помещена в одном древнеанглийском лечебнике (Harley MS., 585 Британского музея); "Заклинание пчелиного роя" сохранилось в составе MS. Corpus Christi College, 41 библиотеки Кембриджского университета.

Заклинание бесплодной земли

Это заклинание, наряду с тремя другими стихотворными текстами, представляющими собой в основном христианские формулы и обращения к Христу, деве Марии и святым, является частью сельскохозяйственного обряда, все действия которого подробно описаны в прозаической части текста. С четырех углов поля срезают по куску дерна, на них кладут масло, мед, молоко от каждой породы скота, дрожжи, ветки и всякие травы. Все это кропят святой водой и произносят молитвы. Затем куски дерна несут в церковь, где над ними служат мессу. После этого их кладут на старое место, освящают плуг и, прокладывая первую борозду, говорят заклинание.

1 Эрке, Эрке, Эрке. – Я. Гримм полагал, что это имя германского богини плодородия, восходящее к древнему культу "матери-земли" (Herke или Erke в немецком фольклоре). Эта точка зрения получила распространение среди фольклористов, но некоторые из них (Я. де Фрис, Ф. Грендон) скорее склонны видеть здесь лишенные смысла сочетания звуков – остаток магической формулы.

Заклинание от колотья в боку

1-2 Гремели, ох, гремели… пока по земле скакали. – Заклинание начинается с эпической экспозиции, в которой действуют мифологические существа (ср. начало второго "Мерзебургского заклинания": Пфол и Водан / выехали в рощу. // Тут Бальдеров жеребчик / вывихнул бабку). Может быть злые духи, здесь подразумеваемые, – это какая-то трансформация валькирий (слово wælcyrge в значении "колдунья" встречается в древнеанглийских памятниках); ср. упоминание "жен многожильных" в ст. 6; ср. также начало приведенного выше первого Мерзебургского заклинания.

11-12 …ковал стрекало кузнец. – Существует мнение (Кеннеди), что под кузнецом следует подразумевать Веланда, но тогда непонятно, кто имеется в виду в ст. 14 ("шестеро в кузне").

21-22 …коли ведьмы кололи… от боли тебя избавлю. – Эсы (божества языческой мифологии, др. сканд. Асы) попадают здесь в один ряд с нежитью и ведьмами, напустившими болезнь; прямое противопоставление языческого и христианского бога ср. также в "Гномических стихах", ст. 62.

Заклинание от пчелиного роя

Заклинание, сопровождавшееся симпатическими обрядовыми действиями, должно было удержать отроившихся пчел возле дома.

4 …от людского лукавого языка злосильного. – В оригинале буквально: "от великого человека языка". Неясно, к чему относится определение, и нельзя поэтому исключить точки зрения Р. Майсснера, полагавшего, что речь идет о "языке великого человека", где "великий человек" – это табу охочего до меда медведя (Meissner R. Die Zunge des grossen Mannes. – Anglia, vol. 40, 1916, p. 375-393).

5 Жены державные, сажайтесь наземь. – Некоторые исследователи и здесь предлагают видеть валькирий.

Один из величайших писателей раннего средневековья, предшественник и единоплеменник Алкуина (Ealhwine, 735-804), Бэда Достопочтенный (673-735), жил в эпоху расцвета культуры в Нортумбрии на севере Англии. Большую часть жизни Бэда провел в монастыре Ярроу. Бэда – автор множества экзегетических сочинений, ученых трактатов, проповедей и латинских поэм. Но наибольшую славу ему составила "Церковная история англов" (Historia Ecclesiastica Gentis Anglorum), завершенная около 731 г. и по сей день сохраняющая значение одного из основных письменных источников по ранней истории англосаксонских королевств. Широчайшая эрудиция писателя богослова, стоящего у вершин латинской культуры своего времени, соединяется в труде Бэды со знанием устного германского предания. Если верить сообщению биографа Бэды Кутберта (Epistola Cuthberti de obitu Bedae), – а большинство исследователей относится к нему с доверием, – последнее, что он сочинил, было пятистрочное древнеанглийское стихотворение, известное под названием "Предсмертная песнь Бэды". Слава, еще при жизни сопутствовавшая Бэде, послужила причиной того, что это стихотворение известно по многим спискам: в 11 из них оно записано на родном, нортумбрийском, диалекте Бэды, в 18 – на нормализованном уэссекском. "Предсмертная песнь Бэды" показывает, насколько высоко уже в VII в. стояло в Англии поэтическое искусство. Стихотворение строго следует всем канонам аллитерационной поэзии и выделяется совершенством композиции. Все оно состоит из одной фразы, тройное упоминание смертного часа в которой (в оригинале три сложных слова, представляющие собой hapax legomena: neidfærae, hiniongae, deothdaege) как бы проводит границу между тем, что было "прежде" (т. е. приобретенной на земле мудростью), и тем, что будет "потом" (т. е. судом, совершаемым над душою после смерти). Благодаря такому весьма непростому построению и скрытой в стихотворении литоте ("никто не становится мудрее" ~ "многие оказываются недостаточно мудрыми") выраженная в нем мысль получает особенную многозначительность и глубину.

Этот гимн богу-творцу известен по "Церковной истории англов" Бэды (Кн. 4, гл. 24). Он подробно рассказывает о некоем неграмотном монахе монастыря в Уитби, по имени Кэдмон, который "был осенен божией благодатью", ибо "все, что он узнавал от других из Священного Писания, он в самом скором времени перелегал на поэтический лад", побуждая слушавших "проникнуться презрением к этому миру и устремиться мыслию к жизни небесной". Особенно замечателен рассказ Бэды о том, как достался Кэдмону этот божественный дар песнопения. Приведем из него отрывок. "Жил он в миру, покуда не достиг преклонного возраста. И он никогда не учил не единой песни. И посему нередко во время пиршества, когда наступало время для увеселения, и все они должны были петь в свой черед под арфу, он, завидев, что арфа к нему приближается, вскакивал в смущении посреди пира и уходил домой. И вот однажды он так и сделал: покинул дом пиршества и отправился в хлев, где ему было поручено тою ночью смотреть за стадом. Когда настало время, он расправил члены и уснул. Тут явился ему во сне некий человек и, обратись к нему со словами привета, назвал его по имени и сказал: "Кэдмон, спой мне что-нибудь". На что тот ответил: "Я ничего не умею петь. Я потому и ушел с пира и пришел сюда, что я не мог ничего спеть". Тогда тот, кто говорил с ним, сказал снова: "И все же ты можешь петь". Тогда Кэдмон сказал: "Что же мне спеть?". Он сказал: "Спой мне Первое Творение". Получив сей ответ, Кэдмон вскоре начал петь во славу Бога Творца стихи и слова, каких он прежде не слышал". После этих строк Бэда приводит латинский перевод "Гимна" (его англосаксонский текст вписан переписчиками на полях рукописей "Церковной истории" Бэды). Наутро, – как рассказывает далее Бэда, – Кэдмон пошел к градоправителю и рассказал о ниспосланном ему свыше даре. Тот отвел певца к настоятельнице монастыря в Уитби, Хильде, которая, убедившись в чудесном искусстве Кэдмона, призвала его остаться в монастыре и принять обет послушания. Проведя в монастыре остаток дней, Кэдмон составил множество стихов "о сотворении мира и человека, а также и о многом другом, что рассказывается в Священном Писании". Хильда была настоятельницей монастыря с 658 по 680 г. Это дает основу для датировки "Гимна", хотя действительные события в рассказе о его создании не отделимы от легенды. Рассказ, принадлежащий перу такого авторитетного писателя, как Бэда, всегда привлекал к себе особое внимание издателей и исследователей древнеанглийской поэзии. В 1655 г. Франциск Юниус положил начало изданию древнеанглийских поэтических памятников, опубликовав поэмы из рукописного кодекса, впоследствии получившего его имя (Codex Junius Бодлеанской библиотеки в Оксфорде, см. с. 173 наст, изд., а также прим. к "Грехопадению"). Основываясь на том перечне сюжетов Кэдмоновой поэзии, который приводит Бэда, Юниус безоговорочно приписал Кэдмону все поэмы своего кодекса: "Бытие", "Исход", "Даниэль" и "Христос и Сатана", обозначав все собрание как Caedmonis Monachi Paraphrasis. Так было положено начало растянувшейся на несколько веков дискуссии об авторстве древнеанглийской поэзии, причем ведущую позицию и этой дискуссии долгое время занимали исследователи, стремившиеся распределить большую часть сохранившегося корпуса стихов между двумя поэтами, известными по имени – Кэдмоном и Кюневульфом (см. также прим. к "Видению Креста" и "Отпадению ангелов"). Поводом в пользу принадлежности "Гимна" и произведений Codex Junius одному автору, Кэдмону, считали текстуальные совпадения в. них (поэма "Бытие" начинается, например, почти такими же словами, как "Гимн"). Совершенно другое объяснение дают этому сходству исследователи новейшего времени. Фр. Мэгаун, посвятивший рассказу Бэды специальную статью (Magoun Fr. P. Bede's Story of Caedman: The Case History of an Anglo-Saxon Oral Singer, Speculum, vol. XXX, 1955), видит в нем уникальное свидетельство современника об устно-эпическом творчестве, всецело основанном на готовых (и лишь варьируемых поэтом) формулах и, таким образом, не знающим различия между сочинением (импровизацией) и воспроизведением. Вербальное сходство "Гимна Кэдмона" и других произведений религиозной эпики оказывается, таким образом, лишь естественным проявлением формульности этой поэзии и ее принадлежности к обшей традиции. Как показал Мэгаун, Гимн Кэдмона почти целиком разлагается на такие формулы, что, однако, не противоречит его художественному совершенству. Обращает на себя также внимание, что, принадлежа эпической традиции, "Гимн" имеет и некоторые точки соприкосновения с поэзией скальдов. Его композиция напоминает композицию восьмистрочной скальдической строфы (висы): две относительно самостоятельные части стихотворения (соответствующие полустрофам висы) связаны общим движением поэтического образа. Строгое равновесие между всеми композиционными элементами "Гимна" и в особенности его необычайно разнообразная и пышная синонимика (понятия бог, например, выражено в оригинале семью различными словами, среди которых есть и архаизмы, и поэтические новообразования), придают этому маленькому стихотворению особую торжественность, почти монументальность. О толковании "Гимна" в духе теологической доктрины Бернаром Юппе см. с. 204 наст. изд. Древнеанглийский текст "Гимна" известен по 17 рукописям "Церковной истории англов". В четырех наиболее ранних латинских рукописях (одна из них, середины VIII в., известная как MS. Lat. Q. V, I, 18, находится в Гос. Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде) представлен исконный, нортумбрийский, вариант, являющийся древнейшей записью англосаксонского поэтического текста. В остальных рукописях, как латинских, так и содержащих древнеанглийский перевод "Истории", "Гимн" записан в нормализованной уэссекской орфографии.

5-9 Кровли для земнородных – небеса; мир срединный, предел для землерожденных, обитель смертных – земля.

В древнеанглийских рукописях сохранилось два собрания изречений, или гномических стихов: так называемые Коттонские гномы (Cotton Ms. Tiberius B. 1) и Эксетерские гномы (Ex. B. Fol. 88b-92b), подразделяемые на три группы: A, B и C; в рукописи начальное слово каждой группы выделяется буквами латинского капитального письма. В настоящее издание включены Эксетерские гномы группы B. В отличие от всякого рода наставлений и поучений, рассыпанных во многих древнеанглийских стихах, дидактический элемент в гномах в чистом виде почти отсутствует. Здесь суммированы наблюдения о природе вещей и человеческой природе, и "сущее" в них не отделено от "должного" (ср. в русском переводе: "Стужа, чтобы стыло; костер – чтобы тлело…"). Одни из гномов предельно кратки, другие более пространны, некоторые, при развитии в них описательных элементов, разрастаются в целые сценки (такова знаменитая сценка "о фризской жене" в приводимых гномах, ст. 24 след.). Большая их часть, сохраняя древнюю мудрость, может восходить ко временам язычества, некоторые несут на себе отчетливый след христианства. Трудно обнаружить какой-либо порядок в этих пестрых собраниях. Первая исследовательница древнеанглийских гномов Б. Уилльямс (Williams B. C. Gnomic Poetry in Anglo-Saxon. N. Y., 1914, repr. 1937) готовая была даже допустить, что иные из них могут быть плодом версификаторских упражнений: их автор механически нанизывает разнородные изречения, заботясь лишь о том, чтобы привести их в соответствие с правилами аллитерационного стихосложения. Едва ли это мнение справедливо; более вероятно, что элементы стихотворной организации не вторичны, но издревле присуще подобным произведениям (равно как и поговоркам, пословицам, загадкам и другим малым речевым формам, в которых сконденсирован человеческий опыт), придавая им сжатость и весомость формул. Следует допустить, что мудрости могли передаваться в устной традиции как по отдельности (представляя собой в этом случае более или менее развитые стихотворные тексты), так и в виде перечней. Обе возможности представлены в древнескандинавской поэзии (ср. разные части "Речей Высокого" в Старшей Эдде). Для современного читателя гномические стихи представляют немалый познавательный интерес, приоткрывая завесу над теми будничными сторонами жизни, которые не входили в тематический круг эпической поэзии. Перевод выполнен в основном по изданию Крэппа-Добби.

6-7 …стужа отступит… лето светлознойное… – Германцы различали первоначально два времени года – зиму и лето. Названия для весны и осени более позднего происхождения и различны в отдельных германских языках.

8 Смутен путь умерших… смерть извечная тайна… – Это место в оригинале можно прочесть по-разному. Т. Шипи (Shippey, 2, p. 69), например, связывает его с предыдущими строками и переводит: "…и беспокойные волны, глубокая тропа мертвых, далее всего будут скрыты (льдом. – О. С.)". Далеко не всегда можно понять, какие фразы связаны в гномических стихах общим ходом мысли, а какие представляют собой изолированные изречения.

9 в полымя подь, падуб. – Э. Чеймберс ссылается на обычай сжигать падуб, или остролист (Ilex aquifolium ) после рождества (Chambers E. K. The Medieval Stage, Oxford, 1903, I, p. 251).

10 …слава всего превыше. – Самая лаконичная формулировка древней истины, выраженной в более развернутом виде во многих других произведениях. Ср. прим. к ст. 72-80 "Морестранника".

12 …вождь невесту купит… – Ср. у Тацита ("Германия", гл. X VIII, см. в кн.: Древние германцы. Сборник документов. М., 1937, с. 65-66). Далее в ст. 15-22 перечисляются качества идеальной супруги, созвучные с образом Вальхтеов в "Беовульфе".:

Вышла Вальхтеов,

супруга Хродгара,

гостей приветствовать

по древнему чину,

высокородная:

вождю наследному

вручила первому

чашу пенную

(ст. 614-618)

Ср. также в "Беовульфе" ст. 642 след., 1216 след., рисующие портрет мудрой советчицы и помощницы государя на престоле. Обозначение женщины как "раздавательницы пива" и т. п. закрепилось в скальдических кеннингах.

24-36 …а жене желанен… не почил бы в объятьях пучины. – Эта жанровая картинка, в которой звучат и лирические ноты, более всего доставила известность Эксетерским гномам. Фризы упоминаются и в других памятниках как опытные мореходы.

36-40 Чёлн, мореходу радость… закупит припасов… – В понимании этого места исследователи не пришли к единогласию. Многие, вместе с Б. Уилльямс, полагают, что в ст. 36 речь идет не о корабле, а о деве ("радость мужчине дева"). С точки зрения Т. Шиппи, последующие строки – это рассказ о богатом купце, который, расположившись на зимовку, расселяет, как это было принято, свою команду на принадлежащих королю землях (Shippey, 2, p. 38). Он присоединяет сюда и ст. 39 след. – о пользе всяких припасов и сытной пищи.

42 …даже на вольном воздухе оздороветь не сможет. – Можно понять это место и как изречение типа "человек живет не единым воздухом".

44-46 Закопал бы убийца… смерть, зарытая в землю… – Перевод проясняет это довольно трудное место. В нем, судя по всему, сохранился отзвук существовавшего в древнем обществе противопоставления: убийство, о котором убийца объявлял во всеуслышание, тем самым сохраняя право откупиться вирой, и тайное, позорное убийство, которое ставило его вне закона. Об этом противопоставлении хорошо известно из древнеисландских источников. См. Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. Л., 1971, с. 83-84.

62 Воден воздвиг кумиров… – Единственный случай в древнеанглийской поэзии, где упомянуто имя Водена, верховного божества языческой мифологии (др. исл. Один, др. нем. Вотан, Вуотан). Это имя проникло в название среды – Wednesday, благодаря отождествлению Водена с Меркурием (ср. лат. dies Mercurii).

Как и гномы, это деловитое перечисление более чем 40 ремесел и умений содержит сведения о повседневной жизни англосаксов, контрастируя с героической и духовной поэзией, углубленной в идеальный мир. Стихи "О дарованиях человеческих" более единообразны, чем гномы, и скорее всего не связаны с устной традицией. Весь перечень призван иллюстрировать тезис о справедливости промысла божьего.

3 …ратеначальником… – Бог постоянно обозначается в древнеанглийской поэзии теми же словами, что и вождь, князь. Подобно вождю, он раздает и дары (в оригинале понятия "дар", "дарование" обозначаются одним словом). Однако дарования, которые здесь перечисляются, не заслужены людьми (как должен был заслужить дары воин), а "благообретены", не возвышают одного над другим, а посылаются господом, милостивым ко всякому (см. особенно ст. 110 след.).

Стихотворение относится к древнеанглийскому Бестиарию. Так называют сборники, получившие в средние века чрезвычайную популярность. Они восходят к эллинистической египетской традиции. Рассказы о внешнем облике и повадках животных, нередко баснословные, получают в бестиарии символическое христианское истолкование. Древнеанглийский Бестиарий включает три стихотворения: о Пантере, Ките и Куропатке (от последнего сохранился лишь небольшой фрагмент), имеющие прямой источник в латинском "Физиологе" (Physiologus, рукопись VIII-IX вв.). первоначально предполагалось, что эти три стихотворения представляют собой лишь отрывок несохранившегося "полного" Бестиария, но современные исследователи видят в них композиционное единство (Krapp-Dobbie, vol. III, p. L-LI). Пантера, Кит и Куропатка суть животные земли, воды и воздуха. В первом из упомянутых стихотворений дается фантастическое описание переливающейся всеми цветами Пантеры, которая имеет обыкновение погружаться после трапезы в трехдневный сон, а пробуждаясь, испускает громкий рев, на который идут все звери. Пантера, как разъясняется в стихотворении, символизирует Христа, ее сон и пробуждение должный пониматься как смерть и воскресение Христа. В приводимом стихотворении описывается Кит, символизирующий сатану. Распространенный сказочный мотив – кит, принимаемый моряками за остров, – смешивается здесь с христианскими легендами о дьявольских чудищах. Ср. в качестве поздней параллели к "Киту" описание Левиафана в "Потерянном Рае" Мильтона (ст. I, 200-206), где этой чудовище сравнивается с сатаной.

7 Фаститокалон. – Искаж. греч., обычно толкуемое как "морская черепаха", ср. лат. aspido-trestudo. Приведем начало латинского стихотворения из "Физиолога": "Есть морское чудище, называемое по-гречески aspidochelone, т. е. кит. Кит огромен и его кожа покрыта песком, вроде того, какой бывает на морском берегу. Спина чудовища так высоко поднимается над морскими волнами, что мореходы, обманываясь, принимают его за остров" (Allen-Calder, p. 160).

15 морские кони – корабли.

76-78 …а после за падшими… врат адских… – Адские Врата в виде чудовищных челюстей – образ, распространенный в средневековом искусстве, ср. одну из миниатюр в Кодексе Юниуса: Kennedy Ch. The Earliest English Poetry, p. 307.

Приводимые здесь загадки из Эксетерской книги опубликованы под №№ 5, 6, 7, 8, 16, 20, 21, 27, 34, 47, 60 в издании Уайетта, послужившим основой для перевода (Wyatt A. J. Old English Riddles. Boston, L., 1912). Всего в Эксетерском собрании сохранилось 95 загадок, но некоторые из них с трудом читаются из-за повреждений рукописи. Древнеанглийские загадки также имеют непосредственный источник в латинских загадках (enigma) – жанре, получившем особое развитие именно в Англии, откуда происходят сборники загадок VIII в. Татвине (Tatwine), Альдхельма (Aldheim) и Эвсебия (Eusebius). В этих сборниках можно найти оригиналы таких, например, загадок, как Соловей (Альдхельмова De luscinia) или Кольчуга (De lorica из того же лат. сборника). Однако, как часто отмечают, древнеанглийские загадки превосходят эти оригиналы по своим художественным достоинствам, а некоторые из них являются и вполне самобытными. Это связывают с существованием другого, более глубоко, корня загадок, уходящего в германскую традицию. Предрасположенность древнегерманской поэзии к затейливым иносказаниям находит яркое выражение в таких перифрастических обозначениях предмета, как кеннинги, с которыми иногда сравнивают загадки. Их сравнивали не раз и с гномическими стихами. Подобно последним, загадки охватывают самый широкий круг тем, спускаясь "с небес" к предметам низменным (ср. загадки "Соха", "Грабли", "Книжный червь") и выражали представление средневекового человека о мировом порядке. Предмет предстает в них не в своем внешнем образе, а со стороны своих функций, связывающий предмет с человеком. Отсюда нередкое "очеловечивание" самого предмета, а в иных случаях и появление в загадках лирических нот, для этого жанра неожиданных. Древнеанглийские загадки предстают тем самым как особый способ поэтического изображения, а испытание сообразительности партнера, т. е. установка на разгадывание, отходит в них на второй план. Это, как и пространность описания, нередко охватывающего предмет с самых разных сторон, отличает древнеанглийские загадки (как и их латинские прототипы) от фольклорных. Многие из них разрастаются в самостоятельные произведения, занимающие место среди лучших стихов древнеанглийской поэзии. Истолкование ряда загадок остается тем не менее проблемой для исследователя, и некоторые из снабжающих перевод разгадок гипотетичны (см. ниже прим.). Вероятно и существование намеренно двусмысленных загадок.

(Лебедь)

Загадка основана на восходящем к фольклору представлении, что оперение лебедя рождает музыку при полете.

(Соловей)

Некоторые исследователи считают, что это описание больше подходит к сойке или какой-либо другой птице-пересмешнику.

(Меч)

Загадка, в особенности ее вторая часть (сетования "меча" на неудавшуюся личную жизнь?) вызывают затруднения у истолкователей. Оригинальное ее объяснение предложил Л. Шук (Shook L. K. Old English Riddle N 20: heoruswealwe. – In: "Medieval and linguistic, studies in honor de Francis Peabody Magoun, Jr.", London, 1965, p. 194-204), который, несколько иначе читая ее, полагает, что речь идет о боевом соколе, др. англ. heoruswealwe, букв. "меч-ласточка". Украшенный цепями и кольцами сокол принужден жить в неволе и в одиночестве.

(Книга)

В загадке опоэтизировано изготовление рукописной книги, начиная с выделки пергамента (ст. 1-6) и кончая украшением уже переплетенного кодекса. От древнеанглийской эпохи сохранилось немало богато иллюминированных кодексов. Древнеанглийское письмо, как и его ирландский прототип (так называемый инсуларный вариант маюскульного письма), отличается большим изяществом очертаний; его характеризует, о словам палеографа, "неспокойная игра угловато-кривых линий с окружностями и полукругами" (Киселева Л. И. О чем рассказывают средневековые рукописи. Л., 1978, с. 72-73).

(Ячменное зерно)

В стихотворении, наряду с канонической аллитерацией, большую роль играет рифма, что, вероятно, указывает на его связь с фольклором. Ср. разработку этой темы Робертом Бернсом в его знаменитом стихотворении "Джон Ячменное Зерно".

(Кольчуга)

Стихотворение известно также на нортумбрийском диалекте (рукопись IX в. хранится в библиотеке Лейдена). Оно непосредственно связано с загадкой Альдхельма De lorica. Подобно загадке о книге, интересно детальным описанием ремесла, в данном случае ткацкого: см. по этому поводу: Von Erhardt-Siebold E. Old English loom riddles. – Philologica. The Malone anniversary studies. Ed. By Th. A. Kirby and Henry Bosley Woolf. Baltimore, 1949.

(Щит)

7 молота потомок – меч.

(Тростник)

Тростник (или аналогичное прибрежное растение) мало подходит для вырезывания рунических знаков, поэтому некоторые исследователи предлагают читать конец загадки как описание музыкального инструмента (свирели, дудки). То или иное толкование загадки зависит от того, где проводится граница между нею и последующим стихотворением, никак в рукописи не обозначенная.