Начало этого необычного стихотворения, как уже было сказано, неотграничимо от Загадок; понимание последних строк осложняется включенными в текст руническими знаками; некоторые места в рукописи безнадежно испорчены (прожжены?) и не поддаются прочтению. Поэтому, в частности, так и остается неясным, кому принадлежит весь монолог. И все же "Послание мужа" представляет гораздо меньше проблем для интерпретации, чем остальные элегии, к которым причисляют это стихотворение. За монологом-сообщением здесь без труда улавливается незатейливая сюжетная схема – повесть об изгнании знатного "мужа", вновь обретшего богатство и благополучие на чужой стороне и призывающего к себе супругу, без которой остается неполным его счастье. Не только эта надежда на счастливую встречу, окрашивающая все стихотворение в спокойные и светлые тона, но и простота его композиции, большая роль в нем повествования – все это ставит "Послание мужа" особняком среди элегий. О меньшей выраженности в нем лирического начала очевидно свидетельствует и то обстоятельство, что весь монолог влагается здесь в уста не героев элегии, а некоего третьего лица – посредника между разлученными супругами. Перевод опирается на издание Лесли: Leslie R. F. Three Old English elegies. Manchester Univ. Press, 1961.

1 Вот об этой, о древесовидной… – Несомненно имеется в виду руническая палочка, или кусочек дерева, на котором начертано послание. Неоднократно высказывалось мнение, что руническая палочка и "говорит" все нижеследующие слова. Слова "я сызмала вырос" (ст. 2), оборванные лакуной в тексте, перекликаются в таком случае с текстом загадки "Тростник" и, еще более явно, с рассказом Креста в "Видении Креста" (см. особенно ст. 28-29). Но некоторые строки (напр., 6, 13) все же скорее указывают на то, что рассказчик здесь – это человек, доставивший "через валы соленые" послание жене своего господина.

14 …кольцеукрашенная… – Этот эпитет указывает в древнеанглийской поэзии на знатное происхождение героини и подготавливает, таким образом, к обращению "дочь государева" в ст. 47.

23 …кукушки тоскующей в кущах голос… – Кукушка предвещает лето, когда море освобождается тот льда и плаванье по нему становится более безопасным; но ее "тоскующий голос" вселяет в то же время тревогу в сердце. Ср. аналогичное место в ст. 53 "Морестранника".

26 вотчина чаек – море.

49-53 Теперь я слагаю… вы обменялись. – В заключительные строки элегии включены пять рунических знаков, со звуковым значением S, R, EA, W, M (или D?). Руническое письмо, унаследованное англосаксами от общегерманской традиции (в древнеанглийском варианте рунического ряда было до 33 знаков), было довольно широко распространено в VII-VIII вв., о чем свидетельствуют такие его памятники, как ларец Фрэнкса (см. о нем прим. к "Деору") и Рутуэльский крест (см. прим. к "Видению Креста"). Но руны изначально употреблялись не только как буквы, но и как тайные знаки, или идеограммы предметов и понятий, соответствовавших их имени. Так, руна "S" служила, по своему имени sigel ("солнце"), обозначением солнца, руна "R" обозначает дорогу (др. англ. rād), руна "EA" – океан (eār) или землю (eorðe), "W" радость (др. англ. wyn), "M" – мужа. Не может быть установлено, следует ли читать руны в "Послании мужа" как буквы или отдельные слова (ссылаясь на пунктуацию текста, Добби отдает предпочтение второй точке зрения). В первом случае они могли бы быть, например, начальными буквами личных имен (свидетелей супружеских обетов?). Читая же руны как слова, некоторые исследователи полагают, что из них и составляется текст того послания, которое должна была расшифровать "жена". Элиотт, например, предлагает такую расшифровку: "Плыви путем на солнце через океан и обретешь радость, соединившись с мужем" (Elliott R. W. V. The Runes in "the Husband's Message". – Journal of English and Germanic Philology, vol. 59, N. 2, 1955). Точка зрения Лесли состоит в том, что "небо" и "земля", зашифрованные рунами, призываются здесь в подтверждение обетов, которыми обменялись супруги.

Неоднократно делались попытки отождествить героев этой и предыдущей элегий и представить обе элегии как дополняющие друг друга части какого-то сказания. Но сходство изображенной в них ситуации едва ли свидетельствует о большем, чем о традиционности элегических мотивов. Тон обеих элегий совершенно различен: в "Плаче жены" ситуация изображена как трагическая, не оставляющая для героев надежды на счастливый исход. Здесь всецело господствует чувство скорби, и воспоминания героини о прошлой ее жизни с мужем, отрывочные и невнятные, постоянно перебиваются ее сетованиями на горькую участь в настоящем. Это доставило немало трудностей исследователям элегии, задавшимся целью непротиворечиво истолковать отношения между ее персонажами и восстановить ее фабульную основу. Каждая строка подавала здесь повод для разногласий; обсуждалось самое число участников "драмы"; время от времени возобновляются и попытки доказать, что автор лирического монолога – мужчина (впервые у Шюкинга; в недавнее время та же мысль показалась привлекательной Бамбасу: Bambas R. C. Another view of the Old English "Wife's lament". – Journal English and Germanic philology, vol. 62, 1963, p. 303-309. Публикуемый перевод опирается в основном на издание Лесли (см. выше), и различные толкования элегии отмечаются лишь в тех случаях, когда они требуют разного прочтения текста).

1 Эту горькую слагая песню… – Сходным образом начинается и "Морестранник". В оригинале употреблено др. англ. Giedd – слово, которое могло обозначать любое стихотворное произведение небольшого объема, в том числе и песню; с народной песней эту элегию роднят многие стилистические черты (см. по этому поводу Malone K. Two English Frauenlieder. – Comparative literature, vol. 14, N. 1, p. 107-117).

7 плакала я на рассвете… – Этот традиционный песенный образ дополнительно осложнен в древнеанглийской поэзии, где предутренняя пора обычно ассоциируется с холодом, страхом и одиночеством. В эти часы являлись в Хеорот Грендель и его мать ("Беовульф"), на рассвете начинались обычно битвы ("Битва в Финнсбурге"). Среди поэтизмов встречаются сложные слова, буквально переводимые как "утренне-холодный", "утренне-больной", "утренний ужас", "утренний крик", "рассветная беда".

9 …собиралась в дорогу за супругом, как должно… – Было замечено (Лесли), что во фрагментах "Плача", повествующих о прошлом, муж героини неизменно обозначается более формально ("супруг", "господин", "хозяин"), часто терминами, подчеркивающими его главенство в супружеских отношениях. Напротив, в строках о разлуке и страданиях героев, особенно эмоционально насыщенных, часто встречаются такие слова, как "любимый" или "друг". Можно думать, что это распределение синонимов преследовало не только стилистические цели. Как и во всех элегиях, источником трагизма в "Плече жены" является разрушение связей героя с обществом. Не последовав, "как должно", за супругом, героиня не только обрекла себя на разлуку и физические лишения, но, помимо своей воли, разорвала супружеские узы.

15-17 …приказал мне хозяин… изболелась я душой… – Перевод учитывает конъектуру Лесли. Смысл этих строк, видимо, состоит в том, что замужество оторвало героиню от родного дома и принудило ее жить среди чужих и, судя по всему, враждебных к ней людей.

18-26 …и супруга законного… и гонения из-за любимого… – Эти строки несколько прояснены в переводе. Чаще всего в них видят намек на то, что муж (вняв наветам своих родичей?) замыслил недоброе против героини, может быть, стал прямым виновником ее заточения в подземную темницу. Но Лесли справедливо отмечает, что слова оригинала mor? ("убийство"), ст. 20, f?h?u ("распря"), ст. 26, употреблялись в древнеанглийских памятниках только в не допускающем инотолкований терминологическом значении. Речь, стало быть, идет о какой-то (внутрисемейной?) распре, которая ведет к изгнанию "мужа" и за которую безвинно платится героиня элегии.

37 …сидеть мне долгими днями летними… – Обычно в древнеанглийской поэзии страдания ассоциируются с зимою и холодами (ср. "Деор", "Морестранник", "Скиталец"). Здесь же "долгие летние дни" скорее подразумевают не конкретное время года, а лишь длительность страданий. Ср. выражение "краткий зимний час" в значении "самое малое время" в ст. 136 "Грехопадения". В "Беовульфе" (ст. 2894) встречается даже выражение "(сидели) долгий утренний день (погруженные в печаль)", представляющее на первый взгляд оксюморон; здесь очевидно сливаются представления об утренней тоске и о страданиях, долгих, как летний день в северных широтах.

42-45 …и мужу смолоду… тоску такую же… – Неясно, к кому относятся эти слова. Некоторые исследователи даже вчитывали в них угрозу некоему третьему лицу, "Яго" предполагаемой семейной драмы. Но всерьез могут приниматься, по-видимому, лишь два толкования: 1) слова обращены к "мужу" и непосредственно связаны с последующими строками, в которых воображение героини рисует его "под диким льдистым утесом", "в неизбывной печали"; 2) слова представляют собой типичное для элегий нравоучение (ср. особенно "Скиталец", ст. 112 след.), которому, заметим, во всем соответствует поведение героя, описанное в ст. 20-21 ("как он духом страдает, обдумывая убийство, а кажется беззаботным").

Этот стихотворный текст непосредственно предшествует в рукописи Загадкам. В течение долгого времени он был известен как "первая загадка" Эксетерской книги (ср. Brooke, p. 160) и предполагалось возможным, что в нем зашифровано имя Кюневульф (на этом основании Кюневульф считался автором всех загадок). Г. Брэдли первым выдвинул гипотезу (1888), что в данных строках следует видеть драматический монолог, родственный "Плачу жены". Новое понимание, скоро ставшее общепринятым, не убавив трудностей истолкования стихотворения, придало новое направление поискам. "Вульф и Эадвакер" – самая короткая из элегий; но, вместе с тем, это единственная элегия, в которой встречаются собственные имена. Остается неясным, представляет ли сохранившийся текст фрагмент какого-то более связного произведения (мнение, восходящее к Брэдли) или он обладает собственной композиционной целостностью, на что указывает как будто его строфическая форма, впрочем непоследовательно выдержанная, и в особенности завершающее двустишие, полное глубокого лиризма. Нет единого мнения и относительно связи элегии с эпическими сказаниями. Собственные имена служат вескм доводом в пользу такой связи, поскольку во всех остальных случаях они конкретизируют в древнеанглийской поэзии "место действия" в героическом мире (ср. появление имени певца в "Деоре"). Делались попытки раскрыть эту связь: например, представить текст как отрывок эпической поэмы об Одоакре = др. англ. Эадвакер (Имельманн). Сравнит ельно недавно П. Фрэнкис решился даже отождествить Вульфа с Деором (др. англ. dēōr – "животное, зверь"): Frankis P. J. "Deor" and "Wulf and Eadwacer": some conjectures – Medium Ævum, vol. 31, 1962, p. 161-175. Особенную известность получила теория, согласно которой героиня лирического монолога соответствует Сигню, дочери Вёльсунга, героине скандинавского эпического сказания, история которой известна из "Саги о Вёльсунгах". Эадвакер в этом случае занимает в стихотворении то же место, что и Сиггейр, ненавистный муж Сигню, которому она мстит за смерть своего отца и братьев, героически погибая и сама. Вульф же, возлюбленный героини в элегии, понимается как трансформация образа брата Сигню – Сигмунда, причем в имени Вульф видят намек на изгнанничество героя (ср. обозначение изгоев как "волков" в скандинавских источниках; ср. также рассказ в "Саге о Вёльсунгах" о том, как Сигмунд и его сын от Сигню, Синфьётли, жили в лесу, приняв образ волков). Большинство исследователей, однако, скептически относится к попыткам проследить связь элегии с тем или иным из известных эпических сказаний. Отмечают, что изображенная здесь ситуация более чем типична для эпической героини, этой "пряхи мира", которую обстоятельства вынуждают на брак с вождем враждебного племени, делая в конце концов трагической жертвой междоусобных распрей. Таковы Фреавару и Хильдебург в сказаниях об Ингельде и Финнсбургской битве (ср. прим. к ст. 45-49 "Видсида" и к "Битве в Финнсбурге"). В этом смысле героиня "Вульфа и Эадвакера" действительно эпизирована, по сравнению с героинями элегий, в которых господствует более поздняя концепция "любви во браке" ("Послание мужа", "Плач жены"). Но традиционный мотив преломляется здесь всецело как личная, любовная трагедия героини. Темный и временами бессвязный стих элегии, напоминающий заклинание, с трудом поддается рациональному истолкованию. В переводе лишь отчасти удалось сохранить ту завораживающую многозначительность каждого слова, которую чувствует даже современный читатель этой замечательной элегии.

1-2 Жертвой, поживой… безрадостного пришельца? – Строки мало понятны в оригинале, но можно предположить, что речь идет о какой-то смертельной опасности, подстерегающей Вульфа во враждебном ему доме героини.

11 …когда обнимал меня муж-воитель… – Эадвакер?

16-17 Эй, слышь, Эадвакер, этого пащенка Вульф утащит в чащу… – Строки многомысленны. "Пащенок" переводит здесь др. англ. hwelp, обычно употребляемое по отношению к детенышу животного (чаще всего "щенок"). Здесь оно скорее всего относится к сыну героини (ср. в эддической "Песни об Атли", ст. 12, обозначение детей Гуннара и Хёгни как "медвежат"), но трудно сказать, свойственен ли ему при этом уничижительный оттенок. В последнем случае слова скорее всего означают угрозу и приводят на память эпизод из "Саги о Вёльсунгах", где Сигню требует, чтобы Сигмунд и Синфьётли зарубили ее детей от Сиггейра. "Вульф" в этом случае несомненно собственное имя. Но некоторые исследователи видят здесь игру слов (ср. мнение Гринфильда: Greenfield St. B. The Old English Elegies. – In: Continuations and Beginnings / Ed. Stanley E. G. L.; Edinburgh, p. 165), считая, что героиня тревожится за свое дитя, которое волк (др. англ. Wulf) может утащить в лес.

Элегии "Морестранник" и "Скиталец", значительно более пространные и сложные по композиции, можно считать зачатками германской медитативной лирики. Собственные горести героя, скитающегося по волнам океана, служат в них поводом для размышления о превратности судеб и бренности этого мира. Текст элегий представляет сравнительно немало языковых затруднений, и основные усилия исследователей сосредотачиваются на интерпретации их замысла, прежде всего на выяснении соотношения в них языческого (т. е. традиционного для германской поэзии) и христианского мировоззрения. Элегия "Морестранник", с ее немотивированными переходами от отчаяния к воодушевлению, получила множество различных осмыслений. Ее толковали и как случайное соединение элегических и дидактических фрагментов; и как диалог между старым, изнемогшим в борьбе с волнами моряком и юношей, рвущимся в дальние странствия; и как предвосхищающий романтиков гимн непокорной морской стихии. В последние годы утвердилось мнение, что "Морестранник" – это утонченная христианская аллегория, в которой изображается путь жизни или путь от мирского знания (отождествляемого с этикой героической поэзии) к высшему, религиозному знанию. Однако и сами интерпретаторы иногда признают неадекватность толкований этой элегии (ср.: Greenfield. Op. cit., p. 154; Shippey I, p. 54).

1 Быль пропеть я о себе могу… – Формульное начало элегии, ср. прим. к ст. 1 "Плача жены".

2-25 …повестить о скитаниях… клекотал непрестанно. – Эти безостановочные в свое движении строки (знаки препинания в изданиях элегии расставляются с большой долей произвольности) – замечательный пример того искусства, с которым поэт изображает единство природы и внутреннего состоянии героя. Обращает на себя внимание редкостный по конкретности подбор разных видов морских птиц в ст. 20-24; в поэзии (если не считать загадок) почти не встречаются другие птицы, кроме условных орла и ворона и, дважды, – кукушки.

36-37 …взывает сердце… путешественница по водам. – В этих и последующих строках элегический мотив морского скитания получает новое, символическое, переосмысление. Сторонники аллегорического истолкования "Морестранника" иногда отождествляют это, желанное для души, путешествие в "заморские страны" со смертью.

53-55 …вот кукушка… грудь-сокровищницу. – Ср. сходное место в ст. 23 "Послания мужа". Грудь часто называют в древнеанглийской поэзии "сокровищницей духа (разума и пр.)"; ср. также ст. 13-18 "Скитальца".

60 …вотчина китовая – море.

64 …пути китовые – то же самое, если принять традиционную конъектуру. Но в рукописи стоит wælweg, что значит "путь мертвых".

72-80 …пускай же каждый… дружины блаженных. – Примечательное видоизменение героической заповеди древнего германца, жаждущего славы на земле. Ср. в "Беовульфе":

Каждого смертного

ждет кончина! –

пусть же, кто может,

вживе заслужит

вечную славу!

Ибо для воина

лучшая плата –

память достойная!

(ст. 1386-89)

97-102 Знатной казной… что она скопила. – И в этих строках переосмыслены, в соответствии с евангельским "не собирайте себе сокровищ на земле" (Мт. 6, 19) традиционные представления германской поэзии: стремясь к славе, герои домогались и материальной платы за подвиги; золото служило на земле подтверждением удачи и доблести воина и сопровождало его в загробный мир.

107 …стяжает милость Божью. – В переводе опущены последние 16 строк этой проповеди, очень слабые по стиху и к тому же испорченные в рукописи.

Элегия очень близка к предыдущей ("Морестраннику" – прим. Ульвдалир) и по изображенной в ней ситуации и по общему ее движению – от сетований героя на свою судьбу к горестным размышлениям об участи всего сущего. Она производит, однако, впечатление большей законченности и стройности во всех своих композиционных элементах. Монолог Скитальца обрамлен строго симметричными вступительными (1-5) и заключающими элегию (111-115) строками. Но если в начале элегии герой изображен лишь как изгнанник, плывущий по морю "с тоской на сердце" (таким образом, намечено содержание ее первой части, 6-57), то в конце – это погруженный в думы мудрец (завершение второй части монолога, 58-110). В новейших исследованиях элегию принято рассматривать как вариацию на тему consolatio philosophiae: обретенная в лишениях мудрость – вот та "помочь господня", которая дарована Скитальцу; ср. обсуждение разных оттенков этой трактовки в последнем издании элегии: The Wanderer. Ed. by T. P. Dunning and A. J. Bliss. London, 1969.

5 Судьба всесильна, - др. англ. слово wyrd, родственное глаголу weorðan "становиться", означает во многих контекстах не столько "рок, фатум", сколько "судьбу" как долю, определенную каждому смертному; в др. сканд. мифологии это имя старшей из трех норн – Урд (др. исл. Urðr).

6 …как часто я печалился, встречая рассветы. – Ср. примеч. к ст. 7 "Плача жены"; ср. также замечательное изображение зимнего моря, символизирующего людские бедствия, в конце элегии (ст. 101-105).

13-18 …под спудом и на запоре. – Традиционная метафора (ср. прим. к ст. 53-55 "Морестранника") развернута здесь в глубоко поэтичный образ.

22 златоподатель – кеннинг вождя, как и кольцедаритель в ст. 25.

37 …надолго утратив. – Характерный пример преуменьшения (литоты); подразумевается, конечно, "навсегда".

44 …делил он дары престола. – В оригинале не вполне понятное место; очевидно имеется в виду, что Скиталец был приближен к государю и тот щедро оделял его дарами.

52-55 …рад он встрече… песнями памятными. – Это место в оригинале толкуется очень по-разному. Неясно, идет ли здесь речь о видениях, во сне "проплывающих" перед Скитальцем (но глагол flēōtan "плыть" нигде более не встречается в переносном употреблении), или просто о морских птицах, которые своими криками возвращают его к действительности.

65-73 Да станет он терпеливым… муж мудрый. – Эта проповедь сдержанности и укрощения чувства мыслью (ср. Гномические стихи, ст. 51 след.) вполне уместна здесь как переход ко второй части монолога.

76-87 …ветрам открытые… созданья гигантов. – Выразительное описание разрушенного города имеет близкую параллель в "Руинах" (ст. след.). Выражение "созданье гигантов" (enta geweorc) встречается не только здесь и в "Руинах", но и, дважды, в "Беовульфе" (2717, 2774). Оно возникло, видимо, как обозначение римских городов и укреплений в Британии, которые и впрямь могли показаться англосаксам творением каких-то сверхчеловеческих существ.

92-110 Где же тот конь… не минует погибель. – Здесь узнается излюбленный мотив (ubi sunt) латинских проповедей (см. об этом: Cross J. E. "Ubi sunt" passages in Old English – sources and Relationships. Vetenskaps - Societens i Lund Årsbok. 1956, pp. 24-44). Но этот отрывок, составляющий эмоциональную вершину элегии, может иметь и германские корни: тема недолговечности всего, что некогда процветало, была глубоко внедрена и в германскую поэзию, черпавшую свои сюжеты в завоеваниях и в гибели династий. Строки 107-110 перекликаются и контрастируют по выводу со знаменитым изречением из "Речей Высокого" в "Старшей Эдде":

Гибнут стада

Родня умирает,

И смертен ты сам;

Но смерти не ведает

Громкая слава

Деяний достойных

(строфа 76, перевод А. И. Корсуна)

Это небольшое стихотворение сильно пострадало от тех же причин, что и "Послание мужа", за которым оно непосредственно следует в рукописи; в строках 12-17 могут быть разобраны лишь отдельные слова. Стихотворение во многих отношениях отличается от элегий, с которыми его обычно объединяют. Авторское "я" не находит здесь непосредственного выражения, и размышления о превратности судьбы мотивированы не личными переживаниями поэта (как в "Морестраннике", "Скитальце" и даже в "Деоре"), а созерцанием развалин некогда великолепного города. В элегии нет прямых христианских реминисценций. Обилие архитектурных подробностей, изобразительная точность и красочность описания ("ограда кирпичная", "стены кирпично-красные … серо-мшаные", "мороз на известке") совершенно необычны для древнеанглийской поэзии, образы которой как правило условны и расплывчаты, и создает иллюзию непосредственного лирического отклика на поразившее поэта зрелище. Историческая достоверность описания не ставится под сомнение большинством исследователей; вызывает разногласия идентификация изображенных в стихотворении развалин. Чаще всего здесь видят описание римских построек и бань в Бате (Bath, на месте лат. Aquae Sulis), славившемся в древности своими горячими источниками. Производившиеся в Бате археологические раскопки открыли взгляду остатки многочисленных банных залов (ср. ст. 21), прямоугольные и круглые бассейны (ср. ст. 44), к которым подводилась по акведукам вода (ср. ст. 38). Но стены, изображенные в начале стихотворения, могли бы принадлежать многим римским сооружениям, которые в ту пору еще во множестве высились в разных частях Британии. Делались даже попытки датировать стихотворение на основе содержащегося в нем описания: предполагается, что здесь зафиксирована та стадия разрушения, которую могли бы иметь развалины спустя 3-4 в. после того, как римляне оставили Британию. Таким образом указывают на VIII в., как на наиболее вероятное время создания "Руин". Стихотворение неоднородно по своей стилистике. В его первой, описательной, части нередко нарушение синтаксических связей; предложения, почти лишенные личных глагольных форм, кажутся разорванными. В организации этой части большую роль играют повторы – грамматические и звуковые, в том числе рифма. Напротив, в описании прошлого стих становится плавным и связным, здесь широко используются формулы героической поэзии и ее традиционная лексика. Перевод выполнен по изданию: Leslie R. F. Three Old English elegies. Manchester Univ. Press, 1961.

1 …великанов работа. – Ср. прим. к ст. 87 "Скитальца".

8-9 …пока не минет поколений смертных. – Для средневекового слушателя здесь был ясен намек на земные сроки второго пришествия Христа, когда наступит "конец времени" и мертвые предстанут вместе с живыми на Страшный суд. По наиболее распространенному представлению, однако, конец света должен был наступить в 1000 г.

22 …крыши крутоверхие. – Прошлое римского города представляется поэту в образах героического мира; римские здания уподобляются здесь германским пиршественным палатам с их высокими коньками крыш.

Автором этой проникновенной поэмы из Верчелльского Кодекса (Cod. Vercelli, fol. 104b-106a) прежде считали Кюневульфа, поэта, жившего предположительно в IX в. Теперь обычно произведением Кюневульфа считаются лишь четыре поэма "Елена", "Юлиана", "Христос II" и "Судьбы Апостолов", в которые вплетено рунами его имя. Говоря же о "Видении Креста", отмечают лишь общее сходство поэмы с "подписанными" произведениями Кюневульфа в стиле и трактовке материала. Так, подчеркивают большое влияние на поэму литургии (Patch H. K. Liturgical influence in the dream of the Rood. – Publications of Modern Linguistic Association. XXIV). Почитание Креста, особенно широко распространившееся в Англии после того, как папа Марин (Marinus) даровал королю Альфреду часть Святого Креста (885), является общей темой "Видение креста" и Кюневульфовой "Еленой", где рассказывается о поисках Святого Креста Еленой, матерью императора Константина. "Видение Креста" замечательно особой утонченностью и многосмысленностью христианской символики. Крест предстает в поэме и как символ торжества Бога, и как орудие истязания, как крест поруганный и почитаемый, "древо", соединяющее землю с небесами. Христос здесь и жертва, и царь, и смерть его оказывается вместе с тем моментом его наивысшей победы. Но теология "Видения Креста" входит в образную ткань германской поэзии и во многом осмысляется через традицию (ср. особенно сцену распятия и погребения Христа, самую впечатляющую в поэме).

Прямые литературные источники поэмы неизвестны. Есть определенное сходство между нею и проповедью Псевдо-Августина (текст в Patrologia latina, vol. 47, p. 1155-56; английский перевод в изд. Allen-Calder, p. 53). Отмечая необычность замысла поэмы (рассказ о распятии, вещаемый самим Крестом), искали связи его с загадками, среди которых в Экситерском собрании есть и загадка о Кресте (№ 56); ср. так же включенную в это издание загадку о тростнике, начало которой напоминает начало "Видения Креста". В другом направлении ведет связь поэмы с надписью на придорожном руническом кресте (так наз. Рутуэльский Крест, Нортумбрия, VIII в.), частично совпадающий со ст. 39-64 "Видение Креста". В зависимости от общих взглядов исследователей, эта связь трактуется двояким путем: "Видение Креста" считают поздней ученой переработкой формульной надписи на кресте, либо видят в обоих текстах ответвления общей традиции, далеко разошедшиеся версии одного поэтического произведения.

Поэма неоднократно публиковалась отдельным изданием. В основе перевода лежат издания: Dickins B., Ross A. S. C. The dream of the Rood. L., 4th Ed., 1954; Swanton M. F. The dream of the Rood. Manchester, 1970.

4-5 …древо Креста, – Крест и в других древнеанглийских памятниках иногда обозначается как "древо" (др. англ. trēōw).

8 …окрест на земле. – В оригинале выражение, которое можно понять и как "края земли", осененные Крестом. Этот образ Бюгге связывал с образом Иггдрасиля, мирового древа скандинавской мифологии.

8-9 …ветви – перекрестие Креста. Кресты с пятью камнями на перекрестии изображены в Равеннской мозаике (VI в.).

13 …древо победное – ср. lignum triumphale в лат. источниках. Представление о Кресте как символе торжества Бога вероятно соединялось с верой, что крест или его изображение на доспехах, на знамени дарует победу в битве.

15 …лентами опеленутый. – По предположению А. Кука, имеются ввиду пурпурные ленты, которыми украшали крест во время церковных процессий.

21-23 …то красным оно показывалось… либо златом и самоцветами. – Пэтч дает следующее объяснение этого места: "На Великий Пост принято было ходить с простым красным крестом, на Вербное Воскресенье его заменяли крестом, более богато украшенным, а на Пасху был в употреблении crux de cristallo" (Patch H. R., Op. cit., p. 251).

34 …герой нестрашимый. – Здесь и далее Христос изображается как безупречный эпический герой (ср. эпитеты в ст. 30-41). Крест повинуется ему, как господину.

55-56 …и все во вселенной твари о пастыре возопили. – Отмечают сходство этих строк со сказанием о смерти Бальдра из "Младшей Эдды": "И если все, что ни есть на земле живого или мертвого, будет плакать по Бальдру, он возвратится к асам. Но он останется у Хель, если кто-нибудь воспротивится и не станет плакать" (Младшая Эдда "Лит. памятники", Л., 1970, с. 85).

69 …и всего-то никого с ним осталось. – Так в переводе передана литота оригинала.

70 …только мы на холме. – Вероятно подразумеваются и те кресты, на которых висели два разбойника, распятые с Христом.

75 …зарывали нас в ямовину. – Одно из мест, в котором ясно выступает параллелизм между судьбами Иисуса и Креста.

76 Слуги господни… – На месте второй полустроки лакуна, по-разному заполняемая издателями.

77 …златом и серебром. – Здесь кончается первая, наиболее самобытная, часть поэмы. Проповедь, составляющую ее вторую часть, было принято считать раньше позднейшим прибавлением.

101 …от смертного сна вкусил он, – буквальный перевод лат. gustare mortem.

108-116 …сюда придет он… Христу отвечая. – Ср. – отражение той же темы в "Руинах", ст. 8-9.

131-135 …на земле не осталось… все веселье вкушают. – Общее место элегической поэзии получает здесь более явственную, чем в элегию, религиозную окраску.

139-141 Где внимают блаженные… радость вечную. – В переводе несколько сглажено описание оригинала, формулы которого уподобляют небесное царство пиршественным палатам вождя.

148-156 …и явилась надежда… в его обители. – В последних строках поэмы подразумевается сошествие Христа в ад, легенда, происходящая из апокрифического Никодимова Евангелия, получившая в средние века широчайшее распространение.

В издание включена первая и наиболее знаменитая часть поэмы о Фениксе (Ex. B., fol. 55b-56a), часто публикуемая отдельно (под названием The Happy Land, например, в англосаксонской хрестоматии Г. Суита: Sweet H. An Anglo-Saxon Reader, 9 th ed. Oxford, 1928, p. 151-153). Поэма отчасти представляет собой пространную перифразу латинской поэмы Лактанция (философ и писатель, приближенный имп. Константина, ум. ок. 340 г.) De Ave Phoenice, в которой излагается сказание о Фениксе, отчасти аллегорическое истолкование этого сказания. Восставший из пепла Феникс символизирует праведных христиан, которых очистительное пламя Страшного Суда приведет к жизни вечной.

Блаженная Земля – родина Феникса, где, согласно сказанию, он живет тысячу лет, а состарившись, улетает на запад, в сирийские пустыни, дабы сжечь себя в солнечных лучах и, вновь возродившись, вернуться на родину. В общем контексте поэмы Блаженная Земля – это также земной рай. Однако, подобно тому, как описание Рая у Лактанция все пронизано реминисценциями из античной мифологии (ср. прим. ниже), англосаксонский поэт приспосабливает это описание к понятиям германской поэзии. Основная трудность состояла для него в том, что в германской поэзии почти нет идиллического пейзажа (если не считать стереотипных выражений типа "зеленые тропы" или "широкие луга"); пейзаж здесь, как правило, мрачен и враждебен человеку. Это топи, бурное море, лесные чащобы (ср. знаменитый пейзаж в "Беовульфе", ст. 1358 след.). Благоустроенность символизируется в этой поэзии пиршественными палатами, где дружинники собираются под защитой вождя. Это твердыня, противостоящая мраку и хаосу, царящим за ее стенами. Поэтому и царствие небесное в англосаксонской поэзии нередко уподобляется пиршественным палатам – средоточию всякой радости (напр., beorte burhweallas, букв. "яркие стены града" в поэме "Христос и Сатана": ср. также ст. 139 след. "Видение креста"). Рай как пейзаж, райские кущи (а таково задание в сюжете в поэме о Фениксе) могли быть изображены германским поэтому, не порывающим с традицией, только одним способом – по его несходству с традиционным пейзажем. Поэт чрезвычайно широко пользуется теми возможностями, которые предоставляет ему отрицание: земной Рай это место, где нет ни северных ветров, ни метелей, ни снов, ни печалей, куда не налетают снежные вихри, и "стужа лютая льдышками студеными людей не колет" (ср. описание пейзажа в "Морестраннике" или "Скитальце"). Такое косвенное изображение несказанно прекрасного оказывается и большой художественной удачей: отсюда тот глубокий лиризм и проникновенность, которые отмечают эту часть поэму.

Ссылки на текст Лактанция даются ниже по изданию: Allen – Calder, p. 114 ff.

2 …на востоке. – Так у Лактанция. Земной рай помещали, следуя Писанию, в Междуречье. На восток ведет и сказание о Фениксе, зародившееся в Египте и рано вошедшее в античную, а затем христианскую культуру.

3 средимирье – вся земля (middangeard).

9 …остров. – Слово, с которым для англосакса связано представление о недоступности этой земли (также ст. 3). Ср. упоминание "дальних земель в заморских странах", к которым стремится герой "Морестранника" (ст. 52).

11-12 …там настежь в небе… врат благодатных створы. – Ср. у Лактанция: "там раскрыты врата, ведущие на вечные небеса".

19-20 …но от века покоится… счастья обитель. – Образ постоянства, защищенности от всех напастей (ср. также ст. 31, 40 и др.) обладает особой значимостью для поэзии, которую столь тревожила тема непрочности всего сущего (см. прим. к элегиям).

28-29 …как нам сказания поведали… отмечали в писаниях… – Ср. у Лактанция: "но земля эта возвышается над нашими горами на дважды шесть мер" (Per bis sex ulnas).

34 …леса эти солнечны… – У Лактанция более определенно: "это роща Солнца". В латинской поэме здесь и там встречаются отголоски солярного мифа, и о самом Фениксе сказано, что он "повинуется и служит Фебу как наиславнейший его слуга".

39-40 …и до века безжалостный огонь ее не погубит… – Все, что осталось от упоминания в латинской поэме "пламени Фаэтона", которое, спалив небо, не коснулось этой земли.

41-47 …море когда-то… берега эти берегущего… – У Лактанция: "когда поток залил землю волнами, она поднялась над водами Девкалиона (Deucalioneas exsuperavit aquas)". Среди христиан была более распространена легенда, что земной рай, устроенный богом для первых людей, был смыт потопом.

47-49 …покуда огонь не грянет… тогда отверзнутся. – Пределом для этой земли, как и для всего земного мира, будет Страшный Суд, который настанет в конце времени (ср. также ст. 83-84).

66-71 …единожды в месяц… по кущам изобильным… – Ср. у Лактанция: "в середине (земли) расположен источник, который называют живым источником. Он чист, ласков и полон сладостных вод. Он изливается единожды в месяц, орошая двенадцать раз в году всю рощу струями".

Эти стихи, воспевающие громкие победу англичан над объединенными силами скоттов и викингов, записаны в Англосаксонской хронике под годом 937. В Хронике этого периода (сер. X – сер. XI в.) встречаются и другие версифицированные записи (напр. о коронации Эдгара в 973 г., о смерти Эдуарда Исповедника в 1065 г.), но "Битва при Брунанбурге" выделяется среди них своими художественными достоинствами. Назначение этого стихотворения двояко. С одной стороны, "Битва" занимает свое место в ряду других погодных записей "Хроники" и содержит насыщенное фактическими подробностями (личные имена, географические названия) сообщение о действительно имевшем место событии. Но в то же время это и "песнь триумфа" (Dobbie), панегирик английскому оружию, создавая который, поэт равнялся на образцы древней героической поэзии. Формальная сторона героической поэзии воспроизведена здесь с большим мастерство (хотя и не без некоторого налета "академизма"; an academic-laureate work – так назвал "Битву" У. Кер). Стих "Битвы" звучен и регулярен, поэтическая речь предельно насыщена формулами и украшена сложными словами, создаваемыми поэтом в соответствии с традиционными моделями. Жанровые особенности героических песней в "Битве", однако, не во всем выдержаны. "Сцены" и "речи" уступают в ней место всеобъемлющему панорамному взгляду на события. Поле битвы, над которым солнце совершает свой дневной путь, обозревается с некоей высокой точки, соответствующей масштабности событий. Поэт стремится и к созданию надлежащей исторической перспективы, сравнивая победу Этельстана с победами его дедов над викингами (ст. 8 след.) и его праотцов над бриттами и валлийцами (ст. 69 след.). "Битва при Брунанбурге" – первый известный образец хвалебной песни в английской поэзии. Не раз искали к ней параллели в скальдической поэзии, в том числе среди скальдических стихов, сочиненных в эпическом размере. Так, сравнивают ее с "Битвой при Хаврсфьорде", воспевающей победу конунга Харальда Прекрасноволосого, положившую начало объединению Норвегии (Kershaw N. Anglo-Saxon and Norse Poems. Cambridge, 1922, p. 64-65). Та же битва описывается, по-видимому, в гл. 52-54 древнеисландской "Саги об Эгиле" (см.: Исландские саги. М., 1956, с. 153-162). Сага, однако, иначе называет место битвы ("равнина Винхейд возле леса Винуског") и выводит в центр событий других исторических лиц; скальд Эгиль Скаллагримссон сражался в этой битве на стороне Ательстана.

Поэму переводил в стихах А. Теннисон: Battle of Brunanburh. – In: The poetical works of Alfred Tennyson. N.Y., 1900, p. 589-591. В основу настоящего перевода положено издание: Campbell A. The battle of Brunanburh. Oxford, 1938.

1 В это лето… – Выдерживается начальная формула погодных записей в Хронике. В этой же строке называется Этельстан (924-940), прославленный в английских и скандинавских источниках внук Альфреда Великого. При нем достигло вершины могущество уэссекской короны. Подчинив в 927 г. Нортумбрию, которой до этого (920-927) правил Сигтрюгг, скандинавский владетель Ирландии, Этельстан стал первым единовластным правителем Англии.

3 Эадмунд – впоследствии преемник Этельстана (940-946). Во время битвы ему было 16 лет.

5 …под Брунанбургом… – Несмотря на точное указание места битвы, локализовать его не дуается, так как Брунанбурга нет на современной карте Англии. Скорее всего противники встретились где-то на северо-западном побережье (Dobbie). Щитов ограда. – Особым образом сложенные воинами щиты, защищающие строй не только спереди, но и сверху. "Ограда (стена, крепость и т.п.) из щитов" часто упоминается в древнеисландской литературе.

6 …молота потомками… – кеннинг меча, ср. ст. 7 загадки "Щит".

7 Эадверд – король Уэссекса (901-924), сын Альфреда Великого и отец Этельстана.

7-10 …как это ведется… и разили противника… – Эти слова – не просто риторическая фигура: правители Уэссекса первыми сумели дать отпор викингам, разорявшим Англию с конца VIII в. В 878 г. Альфред Великий заключил с ними Уэдморский мир, по которому скандинавы получили право законно селится в центрально-восточной части Англии (так наз. "Область датского права").

11 Скотты – шотландское войско, вождь которого, Константин, назван в ст. 38; морские скитальцы – викинги.

17-19 …скольких северных… и так же скоттов… – В оригинале это место не совсем ясно; его также читают "уложили, несмотря на щиты".

20 …сечей пресыщенных… – Здесь литота, подразумевающая "мертвых".

24 …камнеострёнными… – т.е. "заточенными на точильном камне", нигде более не встречающийся эпитет меча. Мерсии – жители Мерсии, одного из англских королевств в Британии.

25 Анлаф – скандинавский правитель Дублина; в "Саге об Эгиле" в связи с этой битвой упоминается его тезка и сородич Олав Красный, потомок знаменитого викинга Рагнара Кожаные Штаны.

31 …ярлов Анлафа… – Слово eorl, обычный в древнеанглийской поэзии синоним "мужа, воина", относясь к скандинавам, могло отождествляться по значению с этимологически тождественным ему словом др. исл. yarl – "ярл". В "Битве при Брунанбурге", как и в "Битве при Мэлдоне", есть примеры и других скандинавизмов. Они служат в этих стихах лишь для обозначения скандинавских реалий, но именно к X-XI вв. – эпоха глубоких и многообразных англо-скандинавских контактов – восходит большинство скандинавских заимствований, сохранившихся и по сей день в английском словаре.

32 моряки – викинги.

33 знатный норман – Анлаф.

35 конь морской – корабль.

38 Константин державный – см. прим. к ст. 11.

44-45 …игрой копейной… муж похвастать. – Подразумевается просто: "вождь потерпел поражение".

47 …их не радовала… – Еще один пример литоты (ср. ст. 20).

48-51 …работа бранная… ошибка дружинная… – В этом нагнетании кеннингов битвы (некоторые из которых нигде больше не встречаются) несколько утрирован стиль эпической поэзии.

55 Дюфлин – Дублин; название Дингес-моря встречается только здесь, не известно, какая часть Атлантики им обозначается.

60-65 …на поле павших… с волчиной из чащи. – Перечисление "зверей битвы" – также щедрая дань стилю эпической поэзии.

68-69 …как сказано мудрецами в старых книгах… – Обычная ссылка на авторитет (ср. ст. 28-29 "Счастливой Земли") может подразумевать в данном случае конкретные письменные источники, в том числе саму Англосаксонскую хронику, начальные записи которой сообщают о победе англов и саксов над исконными жителями Британии.

Поэма о поражении англичан в битве со скандинавами и о гибели эссекского алдермана Бюрхтнота – выдающийся памятник позднедревнеанглийской эпохи. В более старых изданиях она известна также под названием "Смерть Бюрхтнота". Битва при Мэлдоне – исторически засвидетельствованное событие. Большинство рукописей Англосаксонской хроники относят ее к 991 г., а Паркерская рукопись – к 993 г. В записи Паркерской рукописи сказано: "В тот год Анлаф пришел с 93 кораблями к Фолькестану и разграбил всю округу, а затем направился в Сандрик и оттуда в Ипсвик и, опустошив их, двинулся в Мэлдон. Алдерман Брихтнот выступил против них с войском и дал им бой, и они убили там алдмерана и оставили за собой поле битвы". В упоминаемом здесь Анлафе (в других рукописях данное имя ответствует) некоторые исследователи видят Олава сын Трюггви, будущего конунга Норвегии (994-1000 гг.). Другие выражают сомнение в этом, замечая, что битва в Эссексе была лишь одной из рядовых стычек со скандинавами, чьи набеги на Англию особенно участились в годы правления короля Этельреда Неразумного (Æþelred Unræde, 979-1016 гг.) и приносили большой урон стране. В Хронике из одной записи в другую повторяется как формула: "викинги делали все, к чему они были привычны, убивали и сжигали всю округу". Память об этих набегах сохранили и скандинавские источники тех лет – скальдическая поэзия. Ср., среди целого ряда подобных, стихи Халльфреда Трудного Скальда, сподвижника Олава сына Трюггви:

Гневен в сече княжич

Гнал нещадно англов,

Тьму нортимбров, грозен,

В громе стрел угробил.

(Снорри Стурлусон. Круг Земной. Сага об Олаве сыне Трюггви, глава XXX)

Упоминание о гибели Бюрхтнота встречается также в латинских сочинениях, относящихся к истории монастыря Эли (Эссекс), которому Бюрхтнот оказывал покровительство. Там рассказывается, между прочим, что Бюрхтнот был необыкновенно высокого роста и пользовался еще при жизни большой славой.

В течение последних десятилетий не утихает полемика между тем исследователями поэмы, которые видят в ней почти протокольное сообщение об исторических фактах, и тем, кто настаивает на том, что поэма равняется на древние эпические образцы и содержит немалую долю художественного вымысла. Первое направление восходит к работам Лаборда (см. особенно: Laborde E. D. Byrhtnoth and Maldon. London. 1936), доказывавшего, что сам поэм был одним из немногих, уцелевших в битве воинов Бюрхтнота и дал, едва оправившись от ран, достоверное ее описание. Сторонники полной исторической правдивости видят ее основной конфликт в тактическом просчете Бюрхтнота, который, "воскичившись" (ст. 89), переоценил свои силы и позволил викингам обмануть себя (ст. 86), поставив под удар свое войско. К числу недостатков поэмы относят при этом слабую мотивированность, поскольку поэт так и не объясняет, в чем же состоял обман викингов (ср. особенно: Vills A. D. Byrhtnoth's mistake in generalship. – Neuphilologische Mitteilungen, vol 67, 1996, p. 22). Их оппоненты, напротив, считают, что основной пафос поэмы определяется стремлением восстановить пошатнувшиеся в век Этельреда героические идеалы. События местного значения вырастают в ней до эпических масштабов, и Бюрхтнот здесь – не просто должностное лицо, совершившее непоправимую (хотя и оправдываемую психологически) ошибку, а герой, под знаменем которого собралась "вся Англия" (ср. прим. к ст. 80). Ситуация, как она задана в поэму, с самого начала исключает возможность мирной развязки, и последующие действия Бюрхтнота не нуждаются в реалистической мотивировке: в них находит предельное выражение его героический дух. Не менее, чем Бюрхтнот, прославляются в поэме дружинники, принявшие смерть вместе с вождем. Напротив, навеки заклеймили себя позором те воины, которые, подобно дружинникам Беовульфа ("Беовульф", ст. 2595 след.), бросили вождя в его последней битве. Нельзя не признать предпочтительность этого взгляда (ср. особенно: Klark G. The Battle of Maldon: A Heroic Poem. Speculum, 1968, vol. 43, N 1, p. 53-68) с тою, однако, оговоркой, что ориентация повествования на героический эпос и предполагаемый ею художественный вымысел (говоря о последнем, особенно часто приводят в пример речи "Битвы") едва ли исключали в глазах современников ее правдивость.

Рукопись "Битвы при Мэлдоне", принадлежавшая кодексу MC Cotton Otho A. XII, не дошла до наших дней; она сгорела в 1731 г. во время пожара в Коттонской библиотеке. К счастью за несколько лет до пожара библиотекарь Джон Эльфинстон выполнил тщательную транскрипцию рукописи, послужившую основой для первой публикации рукописи Хирном (Hearne, 1726), которому следует русский перевод.

2 Сам он всадникам приказал всех коней отпустить… – Кони использовались как транспортное средство. Отогнанные кони и спущенный с руки сокол (ст. 7-8) символизируют, по-видимому, неотвратимость битвы.

5 Оффы родич – один из воинов Бюрхтнота. Оффе отводится центральная роль во второй половине поэмы; исторический прототип этого персонажа, как и большинства других, называемых в поэме, неизвестен.

24 …среди приближенных дружинников… – проводится различие между войском и личной дружиной вождя, его "гридью" (др. англ. heorðwerod).

25-26 Тут вестник викингов… возвышая голос… – Глашатого викингов и Бюрхтнота разделяет, по-видимому, значительное пространство. Предполагаемое место битвы было досконально исследовано Лабордом (Laborde E. D. The Site of the Battle of Maldon. – English Historical Review. Vol. 40, 1925, p. 161-173). Как он предполагает, викинги вошли в устье р. Панта (совр. Blackwater) и высадились с кораблей на островке в ее дельте (совр. Northey); островок соединяется с большой землей, где стояло войско Бюрхтнота, каменной грядой, отходящей от его юго-западной оконечности (в переводе "брод" ср. ст. 74 и др.) и открываемой во время отлива.

47 …дроты отравленные… – эпитет, относящийся иногда к оружию, едва ли должен пониматься буквально.

53 …владение Этельреда… – Здесь это вся Англия, защитником которой предстает в поэме Бюрхтнот.

55 …язычники… – Обычное обозначение скандинавов в древнеанглийских памятниках. Стоит заметить в связи с этим Олав сын Трюггви, упомянутый Хроникой в связи с Битвой при Мэлдоне (см. выше), вошел в историю как ярый поборник христианства в своей стране.

65 …бурлил прилив… рукава заливая… – См. прим. к ст. 25-26.

69 …войско ясеневое… – обозначение викингов. "Ясенями" назывались как копья (ср. ст. 149), так и легкие струги викингов (др. англ. æscas).

80 Маккус – кельтское имя. Вероятно поэт не случайно подчеркивает разноплеменность воинов Бюрхтнота, соединившихся в этой битве; ср. упоминание мерсиев в ст. 217 и нортумбрийцев в ст. 266.

101-102 …и сложить повел… ограду… – См. прим. к ст. 5 "Битвы при Брунанбурге".

134-168 …морестранник… отказали руки. – Последовательность действий в нижеследующем отрывке такова: викинг ранит Бюрхтнота (134-135), тот поражает его ответным ударом копья (138-142) и убивает еще одного врага (143-146), но вскоре и сам получает смертельную рану (149-151), юный Вульфмар вырывает копье из раны Бюрхтнота и поражает им убийцу, выполняя тем самым долг мести (152-158); Бюрхтнот пытается отразить новое нападение, но один из викингов отрубает ему руку (165), лишая его возможности обороняться.

169 …седовласый… – Этот традиционный эпитет не противоречит в данном случае историческим фактам. Исследователи высчитали, что Бюрхтноту было в битве при Мэлдоне около 65 лет.

189-197 …и спешили тогда из сшибки… он привечал их. – Поэт не жалеет слов, чтобы выразить презрение к тем воинам, которые бежали от тела вождя; особенно подчеркивается их неблагодарность.

209 …наследник Эльфрика… – Этот Эльфрик отождествляет с упоминаемым в источниках алдерманом Мерсии (ср. с Бюрхтнота, ср. прим. к ст. 80.

222 …рати ясеневой… – см. прим. к ст. 69.

255 Тогда же Дуннере, простолюдин, воскликнул. – Стремление расширить и социальный состав перечисляемых в поэме воинов нарушает традицию героической поэзии, среди называемых по именам персонажей, которой не бывает, как правило, людей незнатного происхождения.

265 За них же прилежно и заложник ратовал… – Почему в войске Бюрхтнота оказался заложник из Нортумбрии, неизвестно; о смелости, проявляемой заложниками в битве, рассказывается и в других источниках.

287 …родичу Гадда… – очевидно сам Оффа.

313 …сила иссякла – сердцем мужайтесь! – Формула героического поведения, достойная стоять рядом с такими формулами из "Беовульфа", как: "Судьба от смерти // того спасает, / кто сам бесстрашен!" (574-575); "Уж лучше воином // уйти из жизни, / чем жить с позором!" (2889-2990).