Природа, труд и любовь в поэзии Р. Фроста
А. В. Аксенов, к.ф.н.
(ПСТГУ)
Текст обсуждаемых стихотворений
В поэзии Роберта Фроста (1874-1963) темы природы, труда и любви взаимосвязаны. Поэтическое мышление Фроста, при всей простоте и даже обыденности сюжетов и образов, отличается известной философской и даже метафизической глубиной. В этом обнаруживается связь Фроста с пуританской религиозной традицией, послужившей «закваской» всей американской культуры, а также с наследием американского трансцендентализма. Лично значимой для Фроста, как известно, была и поэзия английского романтизма. Все это способствовало особой универсальности видения в поэзии Фроста, которая затрагивает самые общие, вечные проблемы человеческого существования — жизни и смерти, любви и ненависти, единства и отчуждения, природы и искусственности — в их неразрывной связи с жизнью и объектами материального мира. Последние становятся языком, на котором говорит с человеком его собственная душа.
Две основные темы поэзии Фроста — взаимодействие человека и природы и человека с человеком — открывают простор для бесконечного исследования человеческого характера. Природа повсюду предстает как трансцендентальное зеркало, в котором человек видит свою истинную сущность; это духовная среда, сам воздух которой благоприятствует чудесным откровениям о человеческом призвании. В нашем сообщении мы коснемся нескольких стихотворений, опубликованных в разные годы, в которых тема любви получает эксплицитное выражение в контексте фермерского труда, совершаемого на природе. Мы попытаемся увидеть, какую роль играет любовь в стихотворении в целом, среди каких других мотивов и тем она появляется и как развивается в поэзии Фроста. Уточним, что речь идет не о любовной лирике Фроста, тоже очень интересной, а о любви в более широком метафизическом смысле.
Первое стихотворение, которое затрагивает тему любви в упомянутом значении, — «Покос» («Mowing», опубликовано в первом сборнике Фроста 1913 года). Место действия — опушка леса, само действие — физический труд, и, как и во многих других стихотворениях Фроста, материальный мир выявляет здесь духовный потенциал человека. В процессе труда лирический герой погружается в напряженное размышление о природе окружающего мира и своем собственном месте в нем. Происходит символическое отождествление человека с орудием его труда: шепот косы открывает герою его собственную мотивацию. Это происходит постепенно. В начале царит неопределенность («I knew not well myself», строка 3). Обстановка не слишком комфортная: зной («the heat of the sun») предполагает тяжелый труд, тишина («the lack of sound») — безжизненную и напряженную природу, которая как бы размышляет вместе с человеком над его мучительным вопросом — о смысле единственного звука, который производит его инструмент («What was it it whispered?», строка 3). Состояние человека сродни состоянию природы: немота природы («there was never a sound beside the wood») порождает неясность самосознания человека, символически обозначаемого через его инструмент — косу: «And that was why it whispered and did not speak» (строка 6).
С этой строки настроение стихотворения резко меняется: напряженные раздумья ведут к торжествующим утверждениям в строках 7-14. Мотивы и цель труда внезапно становятся ясными, и все смутные фантазии отбрасываются (строки 7-8). Причина этого триумфа раскрывается в строках 9-10: «Anything more than the truth would have seemed too weak to the earnest love that laid the swale in rows...» Движущая сила труда — это «подлинная любовь» («earnest love»). Мотивация любви — поиск истины, и факт — это «самая сладкая мечта, которую знает труд» («the sweetest dream that labor knows»). Благодаря труду за абстрактными и смутными домыслами следует постижение реальности. Природа становится очень конкретной и осязаемой: общие понятия (звук, дерево, солнце, тепло, земля) уступают место замысловатым, но предельно конкретным образам: «мягкие остроконечные лепестки цветов (кукушкины слезы)», «ярко-зеленая змея». Последняя строка стихотворения — призыв к действию: «My long scythe whispered and left the hay to make».
Таким образом, стихотворение концентрируется вокруг ключевых понятий любви и истины, к которым автор приходит через своего рода прозрение себя. Природа в этом стихотворении предстает как субъективная и изменчивая реальность, ее изображение зависит от события осознания автором любви как своей движущей силы и истины как своей конечной цели.
Стихотворение «Цветы» («Цветочный островок», «The Turf of Flowers», 1913) развивает тему любви, как бы подхватывая ситуацию из предыдущего стихотворения: лирический герой пришел ворошить сено, которое до него скосил другой. В «Покосе» лирический герой был первопроходцем в своем труде, в «Цветочном островке» он идет по следу другого человека, и его духовной целью становится понимание мотивов и личности своего предшественника, соотнесение и себя с ним.
Как и предыдущее стихотворение, это также начинается с поисков неведомого (строки 5-6). И снова мы видим непроницаемые барьеры — на этот раз между двумя людьми (строки 7-10). Но в этом стихотворении барьер преодолевается с помощью посланницы природы — бабочки. Подобно косе в предыдущем стихотворении, бабочка — это символ человеческого духа. Напряженный поиск лирическим героем своего предшественника созвучен смятенному поиску бабочкой знакомого ей цветка, теперь срезанного косой (строки13-14). И порхающая бабочка переносит внимание лирического героя от «вопросов, на которые нет ответа» на островок цветов, почему-то оставленных нетронутыми его предшественником.
В «Покосе» вслушивание в шепот косы привело автора к своего рода откровению. В разбираемом стихотворении звуковые образы заменяются визуальными, но с тем же результатом: любовь, которую постигает лирический герой, просвещает и меняет его мир. Любовь, явленная в сохраненном «живом островке» цветов, снова оказывается мотивацией человека — на этот раз, другого человека: «the mower in the dew had loved them thus, / By leaving them to flourish...», строки 27-28. Открывшаяся любовь позволяет автору отождествить себя с другим человеком, испытать его «чистую утреннюю радость», «услышать просыпающихся птиц вокруг», «почувствовать дух», родственный своему собственному и т. д. (строки 28-30). Со строки, где произносится слово «любовь» (с. 25), настроение стихотворения резко меняется. До этого мы были свидетелями одиночества лирического героя, его беспокойного поиска смысла посреди скошенного луга. После того как любовь раскрывает себя, обстановка преображается: мы читаем о живом островке чудесных цветов, голосах птиц на рассвете, братской речи, совместном труде... Любовь привела отчужденных людей к духовному братству и почти физическому переживанию совместного присутствия.
В этом стихотворении природа играет более активную роль, чем в предыдущем: она не только объект труда и восприятия, но и носитель мысли и любви (бабочка и цветы). Мир природы, увиденный глазами человека, расширяется по сравнению с «Покосом»: любовь позволяет автору не только открывать настоящее, но и радостно и непосредственно проживать прошлое (строки 31-32). Благотворное действие любви усиливается: человек становится способным и понять себя, и отождествить себя с другим человеком. Таким образом, переживания, описанные в этом стихотворении, глубже и шире, чем в «Покосе», хотя основные закономерности остаются теми же. Они прослеживаются также и в стихотворении «Починка стены» («Mending Wall» из сборника «К северу от Бостона» 1914 года).
Здесь та же обстановка: человек трудится на природе. Но расположение и роли ключевых действующих лиц в этом стихотворении отличаются от двух предыдущих. Два человека встретились лицом к лицу — чтобы восстановить разделяющий их барьер. Природа в этом стихотворении еще более активна, чем в «Цветочном островке», но она оказывает решительное противодействие человеку. Прежде любовь была прерогативой человека, и природа была объектом этой любви, осуществление которой позволяло человеку понять себя или другого. Здесь цель человека — не понимание, а разделение, а субъектом любви выступает уже природа. Но как и в предыдущих стихотворениях, взгляд автора на самого себя эволюционирует и радикально меняется.
В первой строке «нечто» (something), разрушающее стены, означает природу. Природа могущественна и активна (строки 2-4). Причина ее действий — любовь (или отвращение, что является не-любовью, отрицательной любовью). На фоне мощной мотивации природы — любви — разрушительная деятельность охотников выглядит мелочной и подлой: они разрушают «в угоду визжащим собакам». Автор и его сосед «из-за холма» сходятся — чтобы скрепить свое разделение. Но то, что начиналось как привычное ежегодное занятие, в конечном итоге становится попыткой понять свои мотивы и преодолеть средостение между людьми. Как и в «Покосе», труд тяжел (строка 20), а лирический герой склонен к размышлениям (строки 21-23). В строке 23 он принимает точку зрения природы, выраженную в строке 1: «нам не нужна стена». В восприятии лирического героя человек сливается с природой до неразличимости: «He is all pine and I am apple orchard» (с. 24). Благодаря этой отождествляющей метонимии лирический герой как бы встает на точку зрения природы, ненавидящей преграды. Его мировоззрение проясняется, он постигает нелепость и уродливость своих попыток отделиться от другого. В своем соседе он теперь видит отражение себя самого ветхого и дикого.
Но стена так и не разрушается: его сосед продолжает ходить во тьме. Мы видим просветление только по одну сторону стены. Человек обрел качество природы — любовь, но оно не передается другому человеку. Яблоневый сад автора и сосновые шишки его соседа символичны. Плоды любви, которые вынашивает автор, позволяют ему проникнуть в суть своих и чужих поступков. Любовь, укорененная в природе, открывает ему глаза, уводит его от бездумной и эгоистичной наивности. Открывая любовь в природе, он открывает ее в себе. Но его яблоки никогда не упадут на участок соседа. Таким образом, стена между людьми остается, и она непреодолима.
В стихотворении «Березы» («Birches», 1916) мы становимся свидетелями идеального единства и общения человека и природы. Природа, в которой живет и радостно играет мальчик, предпочтительнее для автора, чем природа без человека, которая кажется пустой и холодной, какой бы прекрасной и истинной она ни была. Как и большинство лирических героев Фроста, мальчик одинок в природе (строка 27). И его игра — это тоже физически тяжелая работа (строки 35-38). Он подчиняет и преобразует природу, и одновременно познает себя (строки 28-34). Используя гибкость молодых берез, он учится летать, на мгновение покидая землю. Эта игра имеет особое значение и для лирического героя — это мечта его детства, и он жаждет вернуться к ней (строки 41-42). В «Островке цветов» природа позволила автору уйти от «вопросов, на которые нет ответа» — в прошлое и получить от него помощь. В «Березах» прошлое еще более удалено, хотя и символически схоже: детство здесь соотносится с рассветом дня в более раннем стихотворении.
В обоих человек «устает от размышлений», и лекарство для него — уйти от настоящего — или от земли. Оба опыта ведут к обновлению и очищению видения: в «Островке цветов» единство людей предстает как всеобщий закон; в «Березах» человек понимает и утверждает любовь как свою самую драгоценную сущность и цель, а также ценность Земли как колыбели любви: «места для любви / Нет во вселенной лучше, чем земля» (строка 52 оригинала, пер. А. Кушнера). Таким образом, опыт ребенка — общение с природой — приводит к выстраиванию ценностей, открытию любви как ведущего мотива и цели человека и к восприятию Земли как питомника любви. Игра мальчика также предлагает символический ответ на вопрос о смысле жизни: это постоянное стремление «к небу» и возвращение на Землю, направляемое законом притяжения, который тоже можно отнести к законам любви. Березы, как в предыдущих стихотворениях коса, бабочка, цветы, камни, плоды — физически и образно способствуют метафизическим открытиям и прозрениям сущности человека и любви как его главной силы и мотива.
Стихотворение «Два странника в распутицу» («Two tramps in Mud Time», сборник 1936 года) сводит воедино темы предшествующих стихотворений — труда, любви, игры, единения и разделения людей — в афористичную формулировку, которой оно завершается: «Only where love and need are one, / And the work is play for mortal stakes, / Is the deed ever really done / For Heaven and the future's sakes» (строки 69-72). Любовь провозглашается путем к «Небесам и будущему». Место действия стихотворения уже знакомо: автор работает ранней весной на открытом воздухе — колет дрова с удовольствием и упоением (строки 9-16). Он «дает волю» своей душе; снова возникает мотив физического труда как средства внутреннего облегчения. Эту игру-работу прерывают два незнакомца, которые вдруг «возникают» из грязи и слякоти. «Невзрачные бродяги» хотят поколоть эти дрова за деньги и тем самым лишить автора радости его труда. И что интересно, молчаливо-дерзкие претензии непривлекательных незнакомцев перевешивают любовь лирического героя к своему делу. Почему так происходит?
С самого начала мы видим, что на волю лирического героя воздействуют две противоборствующие силы: любовь к выполняемой работе — и бродяги, вынуждающие ее прекратить. Бродяги — чужаки, которые застали автора врасплох и сбили его «с цели» (строки 1-2). При этом работа-игра, как мы сказали, имеет для лирического героя огромное значение: она дает передышку от постоянного самоконтроля, которое требует общество; это упражнение силы; это отдых для души. Состояние духа автора в этой ситуации отражает природа — это вечное зеркало поэм Фроста. Мартовская природа здесь неопределенна и амбивалентна. Теплое солнце и леденящий ветер, зима и весна, снег и цветок, вода и лед, солнце и мороз — все эти противоположные понятия иллюстрируют и символизируют конфликт человеческой души, ее раздвоение между правом любви и правом нужды. В этом стихотворении весна и солнце побеждают: душа человека открыта для чужой логики, право чужой нужды здесь рассматривается выше собственного права любви к работе (строки 60-64). Это достигается рационально, посредством самоубеждения и насилия над собой. Но ситуация приводит к общим выводам. Настоящее состояние человека не гармонично: «любовь» и «нужда» разделены и антагонистичны. В этом жестоком и разорванном мире нужда выше любви; она правит миром и заставляет любовь уступать. Земные дела совершаются без любви, и потому они не «ради Неба и будущего». Идеал и цель автора выявляет себя: объединить любовь и потребность, «avocation» и «vocation» (строка 69). Идеальное состояние — это когда работа любима и становится игрой.
Мы видели, что мотив работы как игры очень устойчив в поэзии Фроста и тесно связан с любовью. Любовь движет косарём и ворошителем сена, она одухотворяет их работу. Любовь превращает починку стены в «подвижную игру» на открытом воздухе («just another kind of out-door game»). Любовь делает возвращение на землю желанной необходимостью человека, который поднимается к небу с помощью мальчишеской игры. Во всех этих стихотворениях любовь облагораживает труд, любовь и труд в их единстве ведут к духовному прозрению и поэтической гармонии человека с самим собой, природой и другим человеком.
Таким образом, любовь составляет один из ключевых элементов поэзии Фроста; она освещает его вселенную и делает его стихотворения действительно созданными «во имя неба и земли».
(с) Аксенов А. В., 2024 |
