Форум »
Филология »
Герменевтика и феноменологическая критика »
Герменевтика »
Культурно-историческая школа
Ипполит Тэн

Это форум для студентов вуза.
Участие сторонних пользователей
не предусмотрено.

Вторник, 19.11.2024, 23:28
Приветствую Вас Гость | RSS
Персональный сайт А. В. Аксёнова
Главная | Регистрация | Вход
Культурно-историческая школа - Форум


[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Культурно-историческая школа
readeralexeyДата: Суббота, 02.11.2024, 20:09 | Сообщение # 1
Генерал-лейтенант
Группа: Администраторы
Сообщений: 540
Репутация: 2
Статус: Offline
В чем видит И. Тэн цель исторической науки (в т. ч. истории литературы)?

Какова особенность сравнений, которые И. Тэн регулярно использует для иллюстрации своих тезисов?

И. Тэн называет себя учеником Сент-Бёва. Что между ними общего и в чем различия в их подходах к своему материалу?

***

Прокомментируйте ф
рагменты «Введения» к труду И. Тэна «История английской литературы» (1864)

Зачем изучаете вы раковину, если не затем, чтобы представить себе животное? Точно так же документ вы изучаете для того, чтобы узнать человека. Ничто не существует вне индивидуума; только самого индивидуума и нужно нам узнать.

Подлинная история начинает возникать в тот момент, когда историк впервые различает сквозь толщу времен человека — человека живого, действующего, с его страстями и привычками, голосом и внешностью, манерами и платьем, и различает весь его облик так же ясно, как облик прохожего, которого мы сейчас повстречали на улице. Постараемся же, сколько возможно, преодолеть огромный промежуток времени, мешающий нам наблюдать человека, видеть его «своими собственными глазами».

Всякий язык, свод законов или катехизис есть лишь абстракция; целостен только человек — человек в его поступках, телесный и зримый, тот, что ест, сражается, ходит, работает. <...> Найти по возможности замену этому утерянному нами непосредственному, личному, прямому и чувственному восприятию — вот какова должна быть главная наша забота, ибо только так можно познать человека. Превратим же прошедшее в настоящее: ведь, чтобы судить о вещи, нужно иметь ее перед собой — отсутствующие вещи недоступны для опыта. Правда, такое восстановление неизбежно будет неполным и станет источником столь же неполных суждений; но с этим нужно примириться: частичное знание все же лучше неведения или знания ложного, и для нас есть только один способ приблизиться к пониманию прошлого — увидеть, пусть хотя бы отчасти, людей прошедших времен.

Таков первый шаг исторической науки. Теперь же пришло время совершить второй шаг.

Человек телесный и зримый есть лишь указание, посредством которого следует изучать человека незримого и внутреннего. Что стремитесь вы отыскать в человеке зримом, когда видите его перед своими глазами? Человека незримого.

Этот-то скрытый от глаз мир и есть следующий, второй предмет изучения, предмет собственно историка. Если критический дар в нем достаточно развит, он сумеет в любом архитектурном орнаменте, в любом живописном мазке, в любой литературной фразе распознать то особенное чувство, которым вызваны к жизни и орнамент, и мазок, и фраза. Он становится свидетелем драмы, свершавшейся в душе живописца или писателя; для него все служит указанием — выбор слов, краткость или долгота периодов, особенности метафор, ритм стиха, ход рассуждений. Читая текст, он душой и мыслью следит за тем, как постепенно развертывается перед ним изменчивая цепь душевных движений и представлений, из которых этот текст возник: по ним воссоздает он психологию.

Нравственный уклад любого народа в любую эпоху столь же своеобразен и столь же отличен от других, как и физическое строение растений одного семейства или животных одного отряда. Теперь же история умеет анатомировать не менее искусно, чем зоология, и к какой бы отрасли исторической науки мы ни обратились — к мифологии, языкознанию или филологии, только такой анализ способен обеспечить ее плодотворное развитие.

Таков второй шаг исторической науки, и мы сейчас завершаем его. Он — в полной мере заслуга современной критики; однако никто не шагнул вперед дальше и вернее, чем Сент-Бёв: в этом отношении мы все его ученики. … Именно этот метод мы должны принять за исходную точку дальнейшего развития. … Здесь перед историей открывается новый путь, который я и постараюсь описать более подробно.

Все действия и состояния человека незримого и внутреннего имеют причиной известные общие способы мышления и чувствования.
Независимо от того, имеют факты физическую или нравственную природу, у них всегда есть причины; подобно тому как существуют они для пищеварения, мускульного движения или животного тепла, есть они и для честолюбия, для отваги и для правдивости. Порок и добродетель суть такие же продукты, как купорос или сахар...

Тут мы подходим к самой сущности человека — ведь, чтобы объяснить этот принцип, нужно изучить расу, в которой он возник, то есть германца, человека севера, склад его характера и ума, присущие ему наиболее общие способы мышления и чувствования... Здесь — конец исследования: мы нащупали некую изначальную предрасположенность определенного века или расы, некую отличительную черту всех их чувствований и понятий, некую неотъемлемую особенность их образа мыслей и строя души. Вот каковы главные причины — ибо причины эти всеобъемлющи и неизменны, они присутствуют во всякий момент и при любых обстоятельствах, повсюду и всегда оказывая свое влияние; они неустранимы и в итоге неизбежно оказываются господствующими, ибо все те случайности, что действуют наперекор им, будучи ограниченными и частными, уступают в конечном счете их непрерывному глухому напору, — так что результатом именно этих причин оказываются общее устройство вещей и основные черты событий, а всякая религия, философия, поэзия, промышленность, форма общества и семьи есть в конце концов только оттиск, оставленный их печатью.

Итак, в человеческих чувствах и идеях есть некая система, и главной движущей силой этой системы являются известные общие черты, особенности умственного и душевного склада, отличающие людей одной расы, одного века или одной местности. Подобно тому как в минералогии все кристаллы, как бы разнообразны они ни были, происходят от нескольких простейших форм тел, точно так же и цивилизации в истории, при всем их разнообразии, происходят от нескольких простейших форм духа. Кристаллы можно объяснить через начальный геометрический элемент, цивилизации — через начальный элемент психологический.

Механика человеческой истории во всех случаях схожа. Первичной пружиной всегда служит некая общая предрасположенность ума и души данной расы — либо врожденная, естественно присущая ей, либо приобретенная в силу какого-либо внешнего обстоятельства. Эти великие, изначальные пружины действуют постепенно: я хочу сказать, что под их влиянием нация по прошествии нескольких столетий принимает новое религиозное, литературное, социальное, экономическое состояние...

Три различных источника способствуют возникновению первоначального нравственного состояния: раса, среда и момент.

[Раса.]
Расой мы называем те врожденные, наследственные склонности, которые появляются на свет вместе с человеком и неотделимы от различных особенностей его темперамента и телосложения. Эти склонности неодинаковы у разных народов. В природе существуют естественные разновидности человека, подобные породам быков и лошадей: одни люди отважны и умны, другие робки и ограниченны, одни способны создавать высшие понятия и творения, у других заметны лишь зачатки идей и созидательной деятельности; некоторые преимущественно приспособлены к определенным занятиям и богаче остальных наделены известными инстинктами — так одни виды собак пригодны более для бега, другие — для драки, третьи — для охоты, наконец, четвертые — для охраны домов или стад.

Раса, подобно древним арийцам, может рассеяться от Ганга до Гебридов, обосноваться во всех климатических зонах, оказаться на самых различных ступенях цивилизации, изменить свой облик за 30 веков потрясений — она все равно обнаружит во всех своих языках, религиях, философиях, литературах ту кровную и духовную общность, которая и поныне связывает всех ее отпрысков. Их родство сохраняется при всем их несходстве; как бы ни влияли на них варварство, культура или прививки чужих культур, различия климата и почвы, благоприятные или неблагоприятные случайности, общие контуры их первичной формы остаются неизменными и под позднейшими отпечатками, наложенными временем, проступают две-три основные линии начального рисунка. В этой необычайной устойчивости нет ничего удивительного. Ибо всякое животное, едва появившись на свет, должно приспосабливаться к окружающей среде; при иной температуре, пище, воздухе оно будет иначе дышать, иначе воспроизводить себя, иначе реагировать на мир. Перемена климата и обстановки вызывает в нем новые потребности; они влекут за собой новую систему поведения; та, в свою очередь, новую систему привычек, а эта последняя, наконец, — новую систему способностей и инстинктов.

[Среда.]
Человек в мире не одинок: его обступает природа, окружают другие люди; на первичную, неизменную складку характера наслаиваются черты второстепенные и случайные; физические или социальные обстоятельства, воздействуя на расовую первооснову, изменяют или усложняют ее.

Глубокое различие между германскими расами, с одной стороны, и расами эллинскими и латинскими, с другой, основывается прежде всего на различии местностей, в которых они обосновались: одни осели в областях с климатом холодным и влажным, в глуши сумрачных, болотистых лесов или вдоль диких берегов океана, не зная иных переживаний, кроме меланхолии и буйства, пристрастились к пьянству и грубой пище и стали жить войнами и набегами; другие, наоборот, расположились среди великолепной природы, у ласкового, играющего под солнцем моря, занялись мореплаванием и торговлей и, избавленные от грубых потребностей желудка, с самого начала проявили тягу к общественной жизни и политической организации, к тем чувствам и свойствам души, которые развивают красноречие, умение наслаждаться жизнью и способствуют изобретению наук, искусств и словесности.

Случается, наконец, что свою печать накладывают социальные условия, например, посредством христианства, как это случилось 18 веков назад, или 25 веков назад посредством буддизма: в те времена в Средиземноморье и в Индостане иноземное завоевание и арийское общественное устройство привели в конце концов к невыносимому гнету, подавлению личности, ощущению полной безысходности и проклятия, тяготеющего над миром, — но одновременно здесь развились метафизика и мечтательность, и человек, чувствуя, как надрывается его сердце среди этих скорбей, постиг самоотречение, милосердие, нежную любовь, кротость, смирение и братство людей, обратившись в одном случае к идее о вселенском небытии, в другом — к отеческой милости Бога.

[Момент]
Национальный характер и окружающие обстоятельства накладывают свой отпечаток не на «чистую доску», но на поверхность с уже имеющимся рисунком. В зависимости от того или иного момента этот рисунок будет различным, а потому различным будет и общий результат. Возьмите, к примеру, два каких-нибудь момента в истории литературы и искусства любого народа: французскую трагедию времен Корнеля и времен Вольтера, греческий театр при Эсхиле и при Еврипиде, латинскую поэзию эпохи Лукреция и эпохи Клавдиана, итальянскую живопись во времена Винчи и во времена Гвидо. Между художниками существует, помимо иных, то различие, что один из них является предшественником, а другой — последователем, что первый не имеет перед собой образца, а второй его имеет, что первый видит вещи непосредственно, а второй — сквозь творчество первого, что за время, отделяющее одного от другого, искусство во многих своих областях стало совершеннее, что меньше стало простоты и величия впечатления и возросла отточенность и утонченность формы, — короче, что первое произведение определило собой второе. В этом отношении всякий народ подобен растению: один и тот же росток при одинаковой температуре и почве дает на разных стадиях своего развития различные образования — почки, цветы, плоды, семена, так что всякая последующая форма непременно обусловлена предыдущей и рождается из ее смерти.

Здесь, как и повсюду, мы сталкиваемся не с чем иным, как с проблемой механики: общий результат являет собой сложное целое, полностью обусловленное величиной и направлением производящих его сил. Единственное отличие упомянутых нравственных проблем от проблем физических состоит в том, что в первом случае эта величина и это направление не поддаются точному исчислению, как во втором. Если любая человеческая потребность или способность есть известная количественная характеристика, которая, подобно давлению или весу, может быть большей или меньшей, то в отличие от давления и веса эта характеристика не может быть измерена. Ее нельзя выразить ни в точной, ни в приблизительной формуле, и мы способны только составить о ней некое образное впечатление и передать его другим. Но, хотя способы обозначения, используемые в науках нравственных, иные, нежели в науках физических, материал в обеих группах наук сходен и равно складывается из сил, их направлений и величин, а потому можно сказать, что конечный результат выводится по тем же правилам. Он будет больше или меньше в зависимости от большей или меньшей величины основных сил и от более или менее одинаковой направленности их действия, от того, дополняют ли друг друга влияния расы, среды и момента или же взаимно уничтожаются при своем сочетании.

Рассмотрев расу, среду и момент, то есть внутренний импульс, влияние внешних условий и достигнутую скорость движения, мы исчерпали не только все существующие, но и все возможные причины развития.

Подобно тому, как воды источника струятся с возвышенности вниз, с уступа на уступ, пока не достигнут самой глубокой впадины, так и особенности ума или души, привитые некоему народу расой, моментом или средой, распространяются в разных пропорциях и в правильном нисходящем порядке на самые разнообразные явления, составляющие его цивилизацию.

Любая цивилизация есть единое целое, части которого соединяются наподобие частей живого организма. Как все инстинкты, все зубы, органы, скелет и мускульная система животного взаимосвязаны таким образом, что изменение одного из членов вызывает соответствующие перемены во всех остальных, так что искусный естествоиспытатель по нескольким остаткам может воссоздать почти все тело целиком, — подобно этому религия, философия, форма семьи, литература и искусство каждой цивилизации образуют систему, где всякое частное изменение влечет изменение общее, так что опытный историк, изучающий какой-либо узкий отдел этой системы, провидит и отчасти предполагает все остальные ее черты. Эта зависимость совершенно отчетлива.

Религия — это метафизика, принявшая поэтическую форму и проникнутая верой. Возникновение, упадок, обновление и преобразование религии зависят от того, насколько основательно и энергично внешние обстоятельства усиливают и соединяют три производящие ее силы... Так обстоит дело и с любой другой формой человеческой деятельности — с литературой, музыкой, изобразительными искусствами, философией, науками, государственной жизнью, промышленностью и всем прочим. Непосредственной причиной каждой из этих форм является некая нравственная склонность либо сочетание нескольких нравственных склонностей; эти формы возникают при наличии подобной причины и исчезают при ее отсутствии; слабостью или силой ее действия измеряется и их собственная сила или слабость. Формы эти неразрывно связаны с причиной, как физическое явление — с порождающим его условием, роса — с понижением температуры, а расширение тела — с нагреванием. В мире нравственном существуют точно такие же причинно-следственные связи, как и в мире физическом; и там и тут они отличаются одинаковой устойчивостью и всеобщностью. Все, что производит, изменяет или уничтожает один из членов этой зависимости, тем самым производит, изменяет или уничтожает и другой ее член. Всякое понижение температуры вызывает росу. При всяком одновременном развитии наивности и цельного поэтического взгляда на мир рождается религия. Так всегда было, и так будет впредь. Как только мы установим необходимое и достаточное условие какого-либо из этих крупных явлений, нашему уму станет равно доступно как его прошлое, так и его будущее. Мы с уверенностью сможем сказать, при каких обстоятельствах оно должно возродиться, предскажем без особой самонадеянности некоторые черты его эволюции в ближайшем будущем и набросаем с известной осторожностью отдельные черты его последующего развития.

Сейчас перед исторической наукой встает следующий вопрос. Если даны известная литература, философия, общественное устройство, вид искусства или целая группа искусств, то каково было вызвавшее их на свет духовное состояние? Затем, какие данные расы, момента и среды более всего способствуют возникновению подобного состояния?

История в наши дни должна искать законы, по которым произрастает человеческая цивилизация, она должна разработать особую психологию для каждой ее специфической области, должна стремиться к созданию целостной картины всех порождающих ее условий. Нет задачи более тонкой и сложной.

Подобно тому как астрономия является, в сущности, одной из проблем механики, а физиология — одной из проблем химии, так и история есть, по сути, одна из проблем психологии. Существует особая система впечатлений и духовных процессов, которая создает художника, верующего, музыканта, живописца, кочевника и гражданина; для каждого из них филиация идей и переживаний, их сила и взаимная связь будут различны; каждый обладает своей нравственной историей и своей неповторимой организацией, где выделяется одна главенствующая склонность и одна основная черта.

[Стендаль] объяснял сложнейшие механизмы души, нащупывал важнейшие ее пружины, в историю душевной жизни он ввел научные методы — исчисление, расчленение, дедукцию, он первым указал на глубочайшие причины, то есть национальность, климат и темперамент, — короче, он подходил к человеческим чувствам так, как и следует к ним подходить, с позиции естествоиспытателя и физика, классифицируя явления и измеряя действующие силы.

Из его сочинений, из книг Сент-Бёва и немецких критиков читатель поймет, как много можно почерпнуть из литературного памятника; когда памятник этот богат содержанием, то, умея его толковать, мы можем раскрыть в нем психологию души его создателя, зачастую — психологию века, а иногда и целой расы. В этом отношении великая поэма, прекрасный роман, исповедь выдающегося человека более поучительны, чем труды множества историков.

В этом и состоит значение произведений литературы: они поучительны, потому что прекрасны; они тем полезнее, чем выше их совершенство; они значимы как документы, поскольку являются дошедшими до нас памятниками. Чем более наглядно изображены в книге человеческие чувства, тем более она литературна — ибо назначение литературы в том, чтобы запечатлевать чувства. Чем более яркие и значительные чувства запечатлены в книге, тем выше она стоит в литературе, так как писатель, изображая способ бытия целого народа или целого века, тем самым достигает признания этого века и этого народа. Поэтому всякая литература, особенно литература великая, несравненно превосходит все иные документы, представляющие нашему взору чувства прошлых поколений. Она сходна с теми замечательными, необычайно чувствительными приборами, с помощью которых физики обнаруживают и измеряют даже самые слабые и глубоко скрытые изменения тел.

Вот почему именно изучение литератур позволяет создать историю нравственного развития и приблизиться к познанию психологических законов, управляющих событиями. В этой книге я делаю попытку написать историю одной литературы, чтобы раскрыть в ней психологию одного народа.
 
tsumskaa30Дата: Понедельник, 04.11.2024, 18:00 | Сообщение # 2
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 275
Репутация: 0
Статус: Offline
И. Тэн называет себя учеником Сент-Бёва. Что между ними общего и в чем различия в их подходах к своему материалу?

У создателя биографической школы Ш. О. де Сент-Бёва и основателя культурно-исторической школы И. Тэна можно заметить много схожих идей. Так, оба мыслителя обращаются к тексту, чтобы «узнать человека». Оба они стремятся воскресить облик автора, увидеть в нем «человека живого, действующего, с его страстями и привычками, голосом и внешностью, манерами и платьем, и различает весь его облик так же ясно, как облик прохожего, которого мы сейчас повстречали на улице».

Однако Ипполит Тэн идет дальше простого вчувствования в автора: для него становится важен автор как представитель народа. Если для Сент-Бёва интерес составляет индивид, то для его ученика – народ. И. Тэн, изучая историю нравственного развития, стремится установить причинно-следственные связи, выделяя три объективных фактора: расу, среду, момент. Так он надеется изучить «психологию века, а иногда и целой расы».

5
 
dawa2311Дата: Воскресенье, 10.11.2024, 13:41 | Сообщение # 3
Лейтенант
Группа: Пользователи
Сообщений: 71
Репутация: 0
Статус: Offline
И. Тэн называет себя учеником Сент-Бёва. Что между ними общего и в чем различия в их подходах к своему материалу?

Для Ш.Сент-Бева важна личность автора и его биография. В соответствии с тем, что мы знаем об авторе, мы трактуем его произведения. У И. Тэна подход схожий, но его интересует не один человек, а например, племя, народ, или целая раса и ее культурно- историческая среда в которой развивался народ. Следовательно, таким же способом Тэн изучает и трактует произведения. Для него важна культура и те национальные черты, которые присутствуют у автора, написавшего произведение.

4


Дарья Ткачёва
 
abalakinan27Дата: Вторник, 12.11.2024, 23:26 | Сообщение # 4
Полковник
Группа: Пользователи
Сообщений: 235
Репутация: 0
Статус: Offline
Я согласна с мыслью о том, что "национальный характер и окружающие обстоятельства накладывают свой отпечаток не на «чистую доску», но на поверхность с уже имеющимся рисунком". Так или иначе ученики, последователи того или иного учителя, будут волей-неволей ориентироваться на своего учителя или они хотя бы на него взглянут, что непременно отложиться в их бессознательном и даст свои плоды впоследствии. Хотим мы этого, или нет, но мы действительно являемся продуктом той эпохи, в которой мы находимся, мы не можем существовать в отрыве от нее. Наше поведение обусловлено той точкой в истории, в которой мы есть. Мы являемся заложниками прошлого, которое на нас повлияло, и настоящего, которое диктует нам свои правила и установки. Создавая что-то, мы всегда будем опираться на ориентиры. Это будет происходить не всегда осознанно, но с большей долей вероятности, несмотря на присутствующую оригинальность в сотворенном нами, будет некий базис, непоколебимая основа, без которой у нас бы ничего не получится.

5
 
katyadorniakДата: Вторник, 12.11.2024, 23:32 | Сообщение # 5
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 273
Репутация: 1
Статус: Offline
Любая цивилизация есть единое целое, части которого соединяются наподобие частей живого организма. Как все инстинкты, все зубы, органы, скелет и мускульная система животного взаимосвязаны таким образом, что изменение одного из членов вызывает соответствующие перемены во всех остальных, так что искусный естествоиспытатель по нескольким остаткам может воссоздать почти все тело целиком, — подобно этому религия, философия, форма семьи, литература и искусство каждой цивилизации образуют систему, где всякое частное изменение влечет изменение общее, так что опытный историк, изучающий какой-либо узкий отдел этой системы, провидит и отчасти предполагает все остальные ее черты. Эта зависимость совершенно отчетлива.

Размышление Сент-Бева аллегорично и отражает органический взгляд на цивилизацию, уподобляя ее живому организму, в котором каждая часть взаимосвязана и оказывает взаимное влияние. Точно так же, как биологи или палеонтологи могут реконструировать строение целого животного по нескольким костям благодаря взаимозависимости его систем, историки или культурологи могут сделать вывод о характере цивилизации в целом по одному аспекту, такому как ее религия, искусство или философия.

Однако не будем забывать о том, что сейчас многие воссозданные учеными образы доисторических зверей подвергаются переосмыслению, поэтому будем помнить об объективности и субъективности даже в рамках этой развернутой метафоры.

Эта аналогия подчеркивает, что цивилизация - это единая, взаимосвязанная система, где каждый элемент отражает другие и влияет на них. Эта точка зрения перекликается с идеей о том, что в основе общества лежит согласованность: изменения или развитие в одной сфере (например, в технологиях или политических структурах) отражаются на других аспектах, таких как семья, мораль или эстетика. Например, сдвиг в сторону индустриализации может повлиять на семейную жизнь, религиозные убеждения или художественное самовыражение (недаром будущее в романах Герберта Уэллса такое технологическое и безнадежное), что перекликается с концепцией И. Тэна о системной взаимозависимости.

И. Тэн также подразумевает, что историк, понимая одну часть этого "живого организма", может предвосхитить особенности целого. Этот целостный подход схож со структурной антропологией, в рамках которой элементы общества рассматриваются как части взаимосвязанной системы, отражающей общие культурные ценности или убеждения.

С этой точки зрения цивилизации рассматриваются как сложные целостные образования, а не как разрозненные совокупности отдельных элементов, что предполагает, что для осмысленного изучения культуры необходимо учитывать эту интеграцию. В целом И. Тэн представляет историю и культуру как взаимосвязанные живые системы, в которых изменения в одной области неизбежно приводят к изменениям во всей цивилизации. No man is an island, и, похоже, no nation is an island either.


4


EkaterinaDolzhenkova

Сообщение отредактировал katyadorniak - Четверг, 14.11.2024, 09:20
 
marie05052001Дата: Воскресенье, 17.11.2024, 15:28 | Сообщение # 6
Лейтенант
Группа: Пользователи
Сообщений: 56
Репутация: 0
Статус: Offline
Я не согласна с рассуждениями Тэна о “расе”. В каждом народе бывают как “отважные и умные”, так и “робкие и ограниченные” люди.

Что касается “среды”, то, конечно, условия жизни писателя имеют огромное значение для его творчества. Блейк жил в Лондоне, где были распространены детский труд (“The Chimney Sweeper”), бродяжничество (“The Little Vagabond”) и проституция (“London”). Это нашло отражение в “Песнях невинности и опыта”.

По поводу “момента”, Блейк жил во второй половине XVIII века. В то время Великобритания владела многими колониями, где на плантациях трудились чернокожие. Кроме того, в стране шло движение за отмену рабства (аболиционизм). Это могло вдохновить поэта на стихотворение “The Little Black Boy”, смысл которого в том, что люди с тёмной кожей ничем не хуже своих белых собратьев.


Сообщение отредактировал marie05052001 - Воскресенье, 17.11.2024, 15:32
 
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:


Copyright MyCorp © 2024