Форум »
Филология »
Герменевтика и феноменологическая критика »
Герменевтика »
Юнгианство
Это форум для студентов вуза.
Участие сторонних пользователей
не предусмотрено.
|
Юнгианство - Форум
|
Юнгианство
| |
| readeralexey | Дата: Среда, 02.10.2024, 01:18 | Сообщение # 1 |
 Генерал-лейтенант
Группа: Администраторы
Сообщений: 540
Статус: Offline
| В чем суть критики Юнгом фрейдизма в подходах к художественному произведению? ("Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству", 1922 г.)
В чем разница, по Юнгу, между "психологической" и "визионерской" литературой? ("Психология и поэтическое творчество", 1947)
***
Прокомментируйте:
Произведения эти буквально навязывают себя автору, как бы водят его рукой, и она пишет вещи, которые ум его созерцает в изумлении. Произведение приносит с собой свою форму; что он хотел бы добавить от себя, отметается, а чего он не желает принимать, то появляется наперекор ему. Пока его сознание безвольно и опустошенно стоит перед происходящим, его захлестывает потоп мыслей и образов, которые возникли вовсе не по eго намерению и которые его собственной волей никогда не были бы вызваны к жизни. Пускай неохотно, но он должен признать, что во всем этом через него прорывается голос его самости, его сокровенная натура проявляет сама себя и громко заявляет о вещах, которые он никогда не рискнул бы выговорить. Ему осталось лишь повиноваться и следовать, казалось бы, чуждому импульсу, чувствуя, что его произведение выше его и потому обладает над ним властью, которой он не в силах перечить. Он не тождествен процессу образотворчества; он сознает, что стоит ниже своего произведения или, самое большее, рядом с ним — словно подчиненная личность, попавшая в поле притяжения чужой воли. <...> Тем самым убеждение в абсолютной свободе своего творчества скорее всего просто иллюзия сознания: человеку кажется, что он плывет, тогда как его уносит невидимое течение. <…> Творческое живет и произрастает в человеке, как дерево в почве, из которой оно забирает нужные ему соки. (К. Юнг, "Об отношении...")
Мы по собственному опыту знаем, что давно известного поэта иногда вдруг открываешь заново. Это происходит тогда, когда в своем развитии наше сознание взбирается на новую ступень, с высоты которой мы неожиданно начинаем слышать нечто новое в его словах. Все с самого начала уже было заложено в его произведении, по оставалось потаенным символом, прочесть который нам позволяет лишь обновление духа времени. Нужны другие, новые глаза, потому что старые могли видеть только то, что приучились видеть. Опыт подобного рода должен прибавить нам наблюдательности... (К. Юнг, "Об отношении...")
Мы так много говорили о «смысле и значении художественного произведения», что всякого, наверное, уже подмывает усомниться: а действительно ли искусство что-то «означает»? Может быть, искусство вовсе ничего и не «означает», не имеет никакого «смысла» — по крайней мере в том аспекте, в каком мы здесь говорим о смысле. Может быть, оно — как природа, которая просто есть и ничего не «обозначает». Не является ли всякое «значение» просто истолкованием, которое хочет обязательно навязать вещам жаждущая смысла рассудочность? Можно было бы сказать, что» искусство есть красота, в красоте обретает свою полноту и самодостаточность. Оно не нуждается ни в каком «смысле». Вопрос о «смысле» не имеет с искусством ничего общего. Когда я смотрю на искусство изнутри, я волей-неволей должен подчиниться правде этого закона. (К. Юнг, "Об отношении...")
Любое отношение к архетипу, переживаемое или просто именуемое, «задевает» нас; оно действенно потому, что пробуждает в нас голос более громкий, чем наш собственный, Говорящий праобразами говорит как бы тысячью голосов, он пленяет и покоряет, он поднимает описываемое им из однократности и временности в сферу вечносущего, он возвышает личную судьбу до судьбы человечества и таким путем высвобождает в нас все те спасительные силы, что извечно помогали человечеству избавляться от любых опасностей и превозмогать даже самую долгую ночь.
Такова тайна воздействия искусства. (К. Юнг, "Об отношении...")
Если бы психология могла вскрывать несомненные причинные связи в художественном произведении и в художественном творчестве, то все искусствоведение совершенно лишилось бы независимости и ему пришлось бы войти в психологию на правах простого ее раздела. … Все психологические процессы, протекающие в пределах сознания, еще могут оказаться каузально объяснимыми; но творческое начало, коренящееся в необозримости бессознательного, вечно будет оставаться закрытым для человеческого познания. Оно всегда будет поддаваться лишь описанию в своих внешних проявлениях, угадывающееся, но неуловимое.
(К. Юнг. Психология и поэтическое творчество, 1947)
Поэты как-никак тоже люди, и то, что поэт говорит о своей вещи, далеко не принадлежит к лучшему, что о ней можно сказать. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
Переживание человеческой страсти находится в пределах сознания, предмет визионерского лежит вне этих пределов. В чувстве мы переживаем нечто знакомое, но вещее чаяние ведет нас к неизвестному и сокровенному, к вещам, которые таинственны по самой своей природе. Если они когда-либо и были познаны, то их намеренно утаивали и скрывали, и поэтому им с незапамятных времен присущ характер тайны, жути и неоткровенности. <...> Притом же эта сфера, какой бы темной и бессознательной она ни была, сама по себе не представляет ничего неизвестного, но известна с незапамятных времен и повсеместна. Для дикаря она составляет само собой разумеющуюся составную часть его картины мира, только мы из отвращения к суевериям и из страха перед метафизикой исключили ее, дабы построить по видимости прочный и сподручный мир сознания, в котором законы природы имеют такую же силу, как человеческие законы в упорядоченном государстве.
Но поэт время от времени видит образы ночного мира, духов, демонов и богов, тайное переплетение человеческой судьбы со сверхчеловеческим умыслом и непостижимые вещи, осуществляющие себя в Плероме. Он временами созерцает тот психический мир, который составляет для дикаря предмет ужаса и одновременно надежды.
Было бы не лишено интереса исследовать, не окажется ли изобретенное в Новое время отвращение к суеверию и столь же новоевропейское материалистическое просветительство своего рода производным и дальнейшим ответвлением первобытной магии и страха перед духами. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
...Поэт обращается снова к мифологическим фигурам, чтобы подыскать для своего переживания отвечающее ему выражение. Представлять себе дело так, будто он просто работает при этом доставшемся ему по наследству материале, значило бы все исказить; на деле он творит, исходя из первопереживания, темное естество которого нуждается в мифологических образах, и потому жадно тянется к ним как к чему-то родственному, дабы выразить себя через них. Первопереживание лишено слов и форм, ибо это есть видение «в темном зерцале». Это всего лишь необычайно сильное предчувствие, которое рвется к своему выражению. Оно подобно вихрю, который овладевает всеми встречными предметами и, вовлекая их в свой порыв, через них приобретает зримый образ. Но поскольку выражение никогда не может достичь полноты видения и исчерпать его безграничность, поэт нуждается в подчас прямо-таки неимоверном материале, чтобы хоть отдаленно передать то, что ему примерещилось, и при этом он не может обойтись без диковинных и самопротиворечивых форм, ибо иначе он не способен выявить жуткую парадоксальность своего визионерского переживания. Данте растягивает свое переживание между всеми образами ада, чистилища и рая. Гёте понадобились Блокберг и греческая преисподняя, Вагнеру - вся нордическая мифология и сокровища саги о Парцифале, Ницше вернулся к сакральному стилю, к дифирамбу и к сказочным провидцам древности, Блейк обратил себе на потребу индийские фантасмагории, образный мир Библии и апокалиптики, а Шпиттелер заимствует старые имена для новых образов, которые в почти устрашающем множестве извергаются из рога изобилия его поэзии. Не остается незанятой ни одна ступень на лестнице, ведущей от неизъяснимо-возвышенного к извращенно-гротескному. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
То, что предстает в визионерском переживании, есть один из образов коллективного бессознательного, т. е. своеобразный и прирожденный компонент структуры той «души», которая является матрицей и предпосылкой сознания. По главному закону филогенеза психическая структура в точности так же, как и анатомическая, должна нести на себе метки пройденных прародителями ступеней развития. Именно это и происходит с бессознательным: при помрачениях сознания — во сне, при душевных недугах и т. п. — на поверхность выходят такие психические продукты, которые несут на себе все приметы дикарского состояния души, и притом не только по своей форме, но и по своему смысловому содержанию, так что нередко можно подумать, будто перед нами фрагменты древних тайных учений. При этом часто мифологические мотивы скрыты за современным образным языком, как-то: вместо Зевсова орла или птицы Рок выступает самолет, вместо сражения с драконом — железнодорожная катастрофа, вместо героя, сражающего дракона, — героический тенор из городской оперы, вместо хтонической Матери — толстая торговка овощами, а Плутон, похищающий Прозерпину, заменен опасным шофером. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
Всякий раз, как коллективное бессознательное прорывается к переживанию и празднует брак с сознанием времени, осуществляется творческий акт, значимый для целои эпохи, ибо такое творение есть в самом глубинном смысле весть, обращенная к современникам. <...> Каждое время имеет свою однобокость, свои предубеждения и свою душевную жизнь. Временная эпоха подобна индивидуальной душе, она отличается своими особенностями, специфически ограниченными свойствами сознания и поэтому требует компенсации, которая со своей стороны может быть осуществлена коллективным бессознательным лишь таким образом, что какой-нибудь поэт или духовидец выразит все невысказанное содержание времени и осуществит в образе или деянии то, что ожидает неосознанная всеобщая потребность. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
Сущность художественного произведения состоит не в его обремененности чисто персональными особенностями — чем больше оно ими обременено, тем меньше речь может идти об искусстве, — но в том, что оно говорит от имени духа человечества, сердца человечества и обращается к ним. Чисто личное — это для искусства ограниченность, даже порок. «Искусство», которое только лично или хотя бы в основном лично, заслуживает, чтобы на него смотрели как на невроз. Ибо творец ни автоэротичен, ни гегероэротичен, ни как-либо еще эротичен, но в высочайшей степени объективен, существенен, сверхличен, пожалуй, даже бесчеловечен или сверхчеловечен, ибо в своем качестве художника он есть свой труд, а не человек. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
Каждый творчески одаренный человек — это некоторая двойственность или синтез парадоксальных свойств. С одной стороны, он представляет собой нечто человечески-личное, с другой — это внеличный человеческий процесс. Как человек он может быть здоровым или болезненным; поэтому его личная психология может и должна подвергаться индивидуальному же объяснению. В своем качестве художника он может быть понят единственно из своего творческого деяния. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
Специфически художническая психология есть вещь коллективная и никак не личная. Ибо искусство прирождено художнику как инстинкт, который им овладевает и делает его своим орудием. То, что в первую очередь оказывается в нем субъектом воли, есть не он как индивид, но его произведение. В качестве индивида он может иметь прихоти, желания, личные цели, но в качестве художника он есть в высшем смысле этого слова «Человек», коллективный человек, носитель и ваятель бессознательно действующей души человечества. В этом его officium бремя, которое нередко до такой степени перевешивает остальное, что его человеческое счастье и все, что придает цену обычной человеческой жизни, закономерно должно быть принесено в жертву. <...> Его жизнь по необходимости переполнена конфликтами, ибо в нем борются две силы: обычный человек с его законными потребностями в счастье, удовлетворенности и жизненной обеспеченности, с одной стороны, и беспощадная творческая страсть, поневоле втаптывающая в грязь все его личные пожелания, — с другой. Отсюда проистекает то обстоятельство, что личная житейская судьба столь многих художников до такой степени неудовлетворительна, даже трагична, и притом не от мрачного сочетания обстоятельств, но по причине неполноценности или недостаточной приспособляемости человечески личного в них. Очень редко встречается творчески одаренный индивид, которому не пришлось бы дорого оплатить искру божью — свои необычные возможности. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
Знает ли сам художник-автор, что его творение в нем зачато и затем растет и зреет, или он предпочитает воображать, будто по собственному намерению оформляет собственное измышление: это ничего не меняет в том факте, что на деле его творение вырастает из него. Оно относится к нему, как ребенок к матери. Психология творческого индивида — это, собственно, женская психология, ибо творчество вырастает из бессознательных бездн, в настоящем смысле этого слова из царства Матерей. Если творческое начало перевешивает, то это означает, что бессознательное получает над жизнью и судьбой большую власть, чем сознательная воля, и что сознание захватывается мощным подземным потоком и нередко оказывается бессильным зрителем происходящего. Органически растущий труд есть судьба автора и определяет его психологию. Не Гёте делает «Фауста», но некий психический компонент «Фауст» делает Гёте. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
Так получает удовлетворение душевная потребность того или иного народа в творении поэта, и поэтому творение означает для поэта поистине больше, чем личная судьба, — безразлично, знает ли это он сам или нет. Автор представляет собой в глубочайшем смысле инструмент и в силу этого подчинен своему творению, по каковой причине мы не должны также, в частности, ждать от него истолкования последнего. Он уже исполнил свою высшую задачу, сотворив образ. Истолкование образа он должен поручить другим и будущему. Великое произведение искусства подобно сновидению, которое при всей своей наглядности никогда не истолковывает себя само и никогда не имеет однозначного толкования. Ни одно сновидение не говорит: «ты должен», или «такова истина»; оно выявляет образ, как природа выращивает растение, и уже нам предоставлено делать из этого образа свои выводы. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
|
| |
| |
| dawa2311 | Дата: Воскресенье, 06.10.2024, 19:34 | Сообщение # 2 |
|
Лейтенант
Группа: Пользователи
Сообщений: 71
Статус: Offline
| В чем суть критики Юнгом фрейдизма в подходах к художественному произведению? ("Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству")
Для Фрейда художественное произведение является результатом невроза. По Фрейду, писатель это гениальный невротик. Человек чем-то встревожен, у него начинается невроз, и этот невроз реализуется в творчестве.
Ученик Фрейда Юнг сосредоточен не на невротических влечениях, а на сознательном и бессознательном, которое реализуется через архетипы: мать, ребенок, персона (маска), анима, анимус и дух. По Юнгу, творчество это бессознательное воспроизведение архетипов, поэтому Юнг не согласен с концепцией своего учителя.
3
Дарья Ткачёва
Сообщение отредактировал dawa2311 - Четверг, 14.11.2024, 17:26 |
| |
| |
| marie05052001 | Дата: Понедельник, 07.10.2024, 19:46 | Сообщение # 3 |
|
Лейтенант
Группа: Пользователи
Сообщений: 56
Статус: Offline
| Мы по собственному опыту знаем, что давно известного поэта иногда вдруг открываешь заново. Это происходит тогда, когда в своем развитии наше сознание взбирается на новую ступень, с высоты которой мы неожиданно начинаем слышать нечто новое в его словах. Все с самого начала уже было заложено в его произведении, по оставалось потаенным символом, прочесть который нам позволяет лишь обновление духа времени. Нужны другие, новые глаза, потому что старые могли видеть только то, что приучились видеть. Опыт подобного рода должен прибавить нам наблюдательности... (К. Юнг, "Об отношении...")
Первый раз я читала “Отверженных” в тринадцать лет, и меня не впечатлил Жан Вальжан. Мне казалось нормальным то, что герой книги совершает подвиги и вступается за слабых. Недавно я перечитала роман Гюго и теперь восхищаюсь главным персонажем. Сложно жертвовать своими интересами даже ради близких родственников, а делать это, чтобы спасти незнакомца - поступок, достойный святого.
4
Сообщение отредактировал marie05052001 - Понедельник, 07.10.2024, 19:49 |
| |
| |
| tsumskaa30 | Дата: Понедельник, 04.11.2024, 16:38 | Сообщение # 4 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 275
Статус: Offline
| «Специфически художническая психология есть вещь коллективная и никак не личная. Ибо искусство прирождено художнику как инстинкт, который им овладевает и делает его своим орудием. То, что в первую очередь оказывается в нем субъектом воли, есть не он как индивид, но его произведение. В качестве индивида он может иметь прихоти, желания, личные цели, но в качестве художника он есть в высшем смысле этого слова «Человек», коллективный человек, носитель и ваятель бессознательно действующей души человечества. В этом его officium бремя, которое нередко до такой степени перевешивает остальное, что его человеческое счастье и все, что придает цену обычной человеческой жизни, закономерно должно быть принесено в жертву. <...> Его жизнь по необходимости переполнена конфликтами, ибо в нем борются две силы: обычный человек с его законными потребностями в счастье, удовлетворенности и жизненной обеспеченности, с одной стороны, и беспощадная творческая страсть, поневоле втаптывающая в грязь все его личные пожелания, — с другой. Отсюда проистекает то обстоятельство, что личная житейская судьба столь многих художников до такой степени неудовлетворительна, даже трагична, и притом не от мрачного сочетания обстоятельств, но по причине неполноценности или недостаточной приспособляемости человечески личного в них. Очень редко встречается творчески одаренный индивид, которому не пришлось бы дорого оплатить искру божью — свои необычные возможности». (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
В данном высказывании содержится одно из главных положений теории Карла Юнга. Юнгианство утверждает, что искусство надындивидуально. Так, произведение – не результат сознательной деятельности автора, не результат индивидуального творчества, а продукт общества. Источник – в коллективном бессознательном, единицей которого является архетип.
Произведение господствует над автором, забирает все соки души писателя. Текст становится своего рода паразитом, он делает себя тем, чем сам хочет стать. Художник в данном случае подобен солдату, который находится в плену у произведения.
При этом Карл Юнг подчеркивает, что художник должен принести в жертву свою собственную жизнь, ведь произведение «втаптывает в грязь все его личные пожелания».
При этом складывается очень мрачный образ гения, с трагичной судьбой и неудовлетворенными желаниями. Конечно, известны несчастные истории жизни писателей и художников, страдавших от недопонимания современников, нищеты, болезней и неудачной личной жизни, однако это можно объяснить не только их гениальностью и внутренним конфликтом, но и нашей падшей природой, поразившей всё человечество. Поэтому высказывание Карла Юнга кажется мне спорным.
5
|
| |
| |
| abalakinan27 | Дата: Вторник, 12.11.2024, 23:40 | Сообщение # 5 |
|
Полковник
Группа: Пользователи
Сообщений: 235
Статус: Offline
| Можно было бы сказать, что искусство есть красота, в красоте обретает свою полноту и самодостаточность. Оно не нуждается ни в каком «смысле». Вопрос о «смысле» не имеет с искусством ничего общего. Когда я смотрю на искусство изнутри, я волей-неволей должен подчиниться правде этого закона.
Возможно, в этом есть доля истины,. Можно предположить, что если бы все просто пытались насладиться искусством без всякой цели, не во имя обретения какого-то смысла в каждом творении, то смысл бы пришел к ним сам? Возможно, здесь Юнг хотел поднять вопрос о силе нашего подсознания, которое способно само усвоить ровно то, что ему нужно.
Быть может, каждое творение создано так, что оно способно удовлетворять запросы каждого в индивидуальном порядке. Но люди, в погоне за смыслом стали терять связь со своим внутренним "я", слушая всевозможные мнения других, как им кажется, более умных людей, которые, на первый взгляд смыслят больше, чем простые обыватели, но которые, скорее всего, забыли об истинной цели искусства, которая заключается в доставлении удовольствия, в красоте своего существования...
4
Сообщение отредактировал abalakinan27 - Четверг, 14.11.2024, 15:48 |
| |
| |
| katyadorniak | Дата: Вторник, 12.11.2024, 23:43 | Сообщение # 6 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 273
Статус: Offline
| Поэты как-никак тоже люди, и то, что поэт говорит о своей вещи, далеко не принадлежит к лучшему, что о ней можно сказать. (К. Юнг. Психология и поэтическое творчество)
Юнг рассуждает о том, что поэты, хотя и одарены в выражении эмоций, идей и переживаний, не обязательно являются лучшими интерпретаторами своего собственного творчества. Их точка зрения, хотя и проницательна, ограничена их личными предубеждениями и субъективным опытом. Точно так же, как любой создатель может не до конца понимать смысловые слои, заложенные в его произведении, интерпретация поэта - это всего лишь одна из линз, через которую можно увидеть его поэзию. Поэтому творцам не стоит держаться за свои произведения, считая себя единственными, у кого есть ключ к пониманию, сказанного ими же.
Искусство иногда способно не только пережить, но и перерасти своего создателя, позволяя множеству интерпретаций и новым смыслам, которые могут даже удивить поэта. Поэзия, однажды выпущенная в мир, живёт своей собственной жизнью, открытой для взглядов и интерпретаций каждого читателя. Из этого наблюдения Юнга можно выяснить, что искусство обогащается благодаря различным интерпретациям, показывая, что понимание не ограничивается замыслом создателя, а распространяется на коллективную психику и резонирует с аудиторией.
5
EkaterinaDolzhenkova
|
| |
| |
|
|
