| readeralexey | Дата: Среда, 08.10.2025, 20:48 | Сообщение # 1 |
 Генерал-лейтенант
Группа: Администраторы
Сообщений: 593
Статус: Offline
| Близко ли вам восприятие Эмерсоном леса (эссе "Природа", гл. I)?
Ощущаете ли вы комфорт своего земного существования (ср. "Природа", гл. II)?
Разделяете ли вы мнение Эмерсона о красоте всего сущего? ("Природа, гл. III)?
Прокомментируйте роль человека в осуществлении красоты, как ее видит Эмерсон ("Природа, гл. III).
"Мир тем самым существует для души, для того, чтобы она могла утолить свою жажду красоты. Это я и называю высшим его назначением." ("Природа", гл. III). Согласны?
Согласны ли вы с утверждением Эмерсона о тотальной семиотичности природы ("Природа", гл. IV)?
Согласны ли вы с Эмерсоном, что критерием истиности мысли является ее выражение с помощью природных сравнений, метафор, аллегорий, символов ("Природа", гл. IV)? Приведите примеры.
"Законы нравственного характера соответствуют законам материи точно так же, как соответствует лицу его отражение в зеркале. <...> Аксиомы физики выражают на ином языке этические законы" ("Природа", гл. IV). Согласны?
Прокомментируйте утверждения Эмерсона о дисциплинирующей роли природы ("Природа", гл. V.1).
Прокомментируйте утверждения Эмерсона о религиозной роли природы ("Природа", гл. V.2).
Прокомментируйте утверждения Эмерсона о нравоучительной роли природы ("Природа", гл. V.2).
Прокомментируйте утверждения Эмерсона о всеединстве природы ("Природа", гл. V.2).
Сравните три следующих высказывания Эмерсона. Противоречит ли он себе?
1. "Стоит на секунду усомниться в постоянстве законов, и способности человеческие окажутся парализованными. Постоянство их освящено, и поэтому вера человека совершенна. Пружины,
приводящие заключенный в человеке механизм в действие, работают лишь при условии, что признается постоянство природы. Мы созданы не как корабль, чтобы нас мотало по волнам, но как дом, чтобы прочно стоять на земле." («Природа», VI)
2. «Природа не представляет собой нечто окаменевшее; она подвижна. Дух изменяет, вылепливает, создает ее. Неподвижность или грубость природы — свидетельство отсутствия духа; для чистого духа она подвижна, изменчива, послушна." («Природа»,
VIII)
3. "Нам нужна философия, которую отличали бы подвижность и текучесть, которая была бы нам не домом, а кораблем на волнах жизни. Любую угловато догматическую теорию расходившиеся стихии разнесут в щепы" [CW, v. 12, p. 405].
***
Прокомментируйте:
"Природа" (1836):
Our age is retrospective. It builds the sepulchres of the fathers. It writes biographies, histories, and criticism. The foregoing generations beheld God and nature face to face; we, through their eyes. Why should not we also enjoy an original relation to the universe? Why should not we have a poetry and philosophy of insight and not of tradition, and a religion by revelation to us, and not the history of theirs? Embosomed for a season in nature, whose floods of life stream around and through us, and invite us by the powers they supply, to action proportioned to nature, why should we grope among the dry bones of the past, or put the living generation into masquerade out of its faded wardrobe? The sun shines to-day also. There is more wool and flax in the fields. There are new lands, new men, new thoughts. Let us demand our own works and laws and worship. ("Nature", 1836)
In the woods, we return to reason and faith. There I feel that nothing can befall me in life, — no disgrace, no calamity, (leaving me my eyes,) which nature cannot repair. Standing on the bare ground, — my head bathed by the blithe air, and uplifted into infinite space, — all mean egotism vanishes. I become a transparent eye-ball; I am nothing; I see all; the currents of the Universal Being circulate through me; I am part or particle of God. The name of the nearest friend sounds then foreign and accidental: to be brothers, to be acquaintances, — master or servant, is then a trifle and a disturbance. I am the lover of uncontained and immortal beauty. In the wilderness, I find something more dear and connate than in streets or villages. In the tranquil landscape, and especially in the distant line of the horizon, man beholds somewhat as beautiful as his own nature. ("Nature", 1836)
1. Words are signs of natural facts.
2. Particular natural facts are symbols of particular spiritual facts.
3. Nature is the symbol of spirit. ("Nature", 1836)
We are like travellers using the cinders of a volcano to roast their eggs. [About language.] ("Nature", 1836)
The world is emblematic. Parts of speech are metaphors, because the whole of nature is a metaphor of the human mind. The laws of moral nature answer to those of matter as face to face in a glass. “The visible world and the relation of its parts, is the dial plate of the invisible.” The axioms of physics translate the laws of ethics. ("Nature", 1836)
...the universe becomes transparent, and the light of higher laws than its own, shines through it. It is the standing problem which has exercised the wonder and the study of every fine genius since the world began; from the era of the Egyptians and the Brahmins, to that of Pythagoras, of Plato, of Bacon, of Leibnitz, of Swedenborg. There sits the Sphinx at the road-side, and from age to age, as each prophet comes by, he tries his fortune at reading her riddle. ("Nature", 1836)
There seems to be a necessity in spirit to manifest itself in material forms; and day and night, river and storm, beast and bird, acid and alkali, preexist in necessary Ideas in the mind of God, and are what they are by virtue of preceding affections, in the world of spirit. A Fact is the end or last issue of spirit. ("Nature", 1836)
Every spirit builds itself a house; and beyond its house a world; and beyond its world, a heaven. Know then, that the world exists for you. For you is the phenomenon perfect. What we are, that only can we see. All that Adam had, all that Caesar could, you have and can do. Adam called his house, heaven and earth; Caesar called his house, Rome; you perhaps call yours, a cobler’s trade; a hundred acres of ploughed land; or a scholar’s garret. Yet line for line and point for point, your dominion is as great as theirs, though without fine names. Build, therefore, your own world. ("Nature", 1836)
Слова и действия — не атрибуты грубой природы. Они позволяют нам узнать человека — форму, по сравнению с которой все другие выступают как формы низшие. Когда среди многообразия, его окружающего, является человек, дух отдает ему предпочтение перед всеми. Он говорит: «У тех, кто наделен такой формой, черпаю я радость и знание; в тех, кто наделен ею, я обнаруживаю и созерцаю себя; я буду говорить с ними; они смогут говорить со мной; они смогут сообщить мне мысль уже оформившуюся и живую». И действительно, глаз — иными словами, душа — всегда выступает в сопровождении таких форм, мужских и женских; и они представляют собой несравненное и самое точное указание на ту силу и ту гармоничность, которые заключены в самой сути вещей. Как ни жаль, все они точно бы носят следы какой-то раны, все словно бы помяты и, на поверхностный взгляд, неполноценны. И тем не менее, сильно отличаясь от лишенной дара речи природы вокруг них, они служат как бы насосами, вычерпывающими воду для фонтанов из бездонного моря мысли и добродетели, по которому из всех созданных природой форм лишь им дана возможность плыть. ("Природа", 1836)
Поскольку же в высшем смысле я неспособен проверить истинность сообщаемого мне моими чувствами, установить, соответствуют ли впечатления, которые я по ним составляю о различных вещах, самим этим вещам,—какая разница, существует ли Орион в небесных сферах или он лишь нарисован рукой всевышнего на небосводе души? <...> Обладает ли природа субстанциальным существованием независимо от человека или же она является лишь откровением души, она точно так же останется полезной для меня и точно так же будет вызывать во мне преклонение. Чем бы она ни была, для меня она идеальна до тех пор, пока я не могу испытать достоверности того, что говорят мне мои чувства. ("Природа", 1836)
Если поэт оживляет природу своей мыслью, то единственное отличие его от философа состоит в том, что для этой цели он прибегает к Красоте, а философ — к Истине. <...> Философия исходит из того, что все явления подчиняются закону, и, если установить, какой это закон, можно будет предсказывать явления. Когда этот закон постигнут сознанием, он становится идеей. Красота его нескончаема. Подлинный философ и подлинный поэт неразделимы, цель обоих — красота, которая является правдой, и правда, которая является красотой. Разве очарование какого-нибудь определения, принадлежащего Платону или Аристотелю, не в точности такое же, как очарование софокловской Антигоны? В обоих случаях мы сталкиваемся с одним и тем же; природе сообщается духовная жизнь; с первого взгляда монолитный кусок материи пропустил в себя мысль и растворился в ней; это человек, слабое создание, сумел пытливой душой проникнуть в огромные сгустки природы, узнал себя в их гармонии, иными словами, овладел их законом. Когда это происходит в физике, память освобождает себя от бремени громоздких каталогов отдельных сведений и в единой формуле подытоживает века наблюдений. («Природа, гл. VI.3)
Создается впечатление, что поэзия, движение, физика, умозрительная наука — все подрывает нашу уверенность в том, что внешний мир реален. Однако я признаю, что было бы в какой-то мере неблагодарностью слишком далеко заходить, указывая на частные свидетельства в пользу этого общего положения, согласно которому культура имеет тенденцию буквально преисполнить нас идеализмом. К природе я испытываю не враждебность, а любовь, горячую, как у ребенка. Я расту, я живу всеми парами в теплый день, как пшеница или дыня. Воздадим природе должное. Я не собираюсь бросать камнями в мою прекрасную мать, пачкать мое прекрасное гнездо. Я хочу лишь указать истинное место природы по отношению к человеку, поскольку и все настоящее образование преследует цель утвердить человека на подобающем ему месте; природа — это основа, достичь которой, иными словами, установить прочную связь с которой является задачей всей человеческой жизни. Культура опровергает вульгарные взгляды на природу и побуждает ум назвать видимым то, что он называет реальным, и реальным то, что он называет пригрезившимся. Во внешний мир — и это действительно так — верят дети. Лишь потом приходит мысль, что внешний мир только видится; однако такая мысль, несомненно, будет укореняться в умах вместе с культурой, точно так же как укоренилась мысль, ей предшествовавшая. («Природа, гл. VI.5)
Природа — тот орган, посредством которого всеобщий дух говорит с человеком и стремится вернуть человека обратно к ней. («Природа», VII)
Мы узнаем, что самое высокое доступно человеческой душе, что страшная всеобщая сущность, которая не является ни мудростью, ни любовью, ни красотой, ни силой, но всем в одном и в полной мере каждым из названного, — это и есть то, ради чего существуют все вещи, и то, благодаря чему они суть; что дух созидает; что по ту сторону природы существует дух и проникает всю природу; единый, а не распадающийся на составные части, он воздействует на нас не извне, то есть не через пространство и время, но изнутри души, или же через нас самих; и поэтому этот дух, являющийся Высшим Бытием, не создает природу вокруг нас, но являет ее на свет через нас, подобно тому как дерево являет на свет новые ветви и листья через старые поры. Как растение коренится в земле, так и человек — в груди божией; непересыхающие источники питают его, и если у него возникает в том нужда, он черпает отсюда неиссякаемые силы. Кто может поставить пределы возможностям человеческим? Достаточно один раз вдохнуть воздуха высших сфер, получить возможность созерцать справедливость и истину в их абсолютной природе, и мы поймем, что человеку открыт доступ ко всей душе Творца, что он и сам творец, если говорить о конечном. («Природа», VII)
Мир развивается из того же духа, что и человеческое тело. Он представляет собой более далекое и менее отчетливое воплощение Бога, проекцию Бога в область неосознанного. Он отличается от тела в одном важном отношении. Он, не в пример телу, не подвержен прихотям человеческой воли. Нам не нарушить его ясную гармонию. Вот почему для нас он служит наглядным проявлением божественного начертания. Это твердая точка, и, оглядываясь на нее, мы можем осознать, далеко ли мы отошли от этого начертания. По мере нашей деградации все явственнее выступает контраст между нами и нашим домом. В природе мы чувствуем себя посторонними в той мере, в какой являемся чужими по отношению к Богу. Мы не понимаем птичьих песен. Лиса и олень бегут от нас; на нас набрасываются тигр и медведь. Нам неведомо, как можно употребить к пользе растения и плоды, за исключением немногих, например пшеницы или яблока, картофеля или винограда. Разве пейзаж, в котором каждая черточка дышит величием, не запечатлел лик Господа? Но и пейзаж может показать нам, сколь велико расхождение между человеком и природой, ибо вы неспособны отдаться наслаждению прекрасным видом, если рядом на поле тяжко трудятся работники, вскапывающие его. Поэт, испытывая восторг, находит в нем нечто достойное осмеяния до тех пор, пока в поле зрения его больше не останется людей. (VII)
|
| |
|
|
