ОТЗЫВ
на дипломную работы студентки 5 курса
филологического факультета ПСТГУ
Воевой Екатерины Юрьевны
“Роль детективной фабулы в романе Г. Грина
“Брайтонский леденец””
Работа Екатерины Юрьевны Воевой состоит, помимо Введения и Заключения, из двух глав и списка литературы в 70 наименований.
Во введении к работе кратко упоминаются истоки детективного жанра, а также речь идет о творческом наследии Грэма Грина в оценках писателей и литературоведов, западных и отечественных. Отдельно говорится об истории романа “Брайтонский леденец”. Здесь же сформулированы цели и задачи работы, и впервые введен термин “религиозный детектив”.
В первой главе дан подробный обзор истории детективного жанра, начиная с Э. По и через Эллен Вуд, Ле Фаню, Уилки Коллинза, Конан Дойла, Артура Моррисона, Г.К. Честертона и Эдмунда Бентли – к “Золотому веку” детективного жанра, представленного именами Дороти Сейерс, Агаты Кристи, Энтони Беркли, Марджери Аллингем, Майкла Иннеса, Найо Марш, Николаса Блейка и Грэма Грина. Здесь же предложена классификация детективов (“классический”, “научный”), упомянуты художественные особенности, устойчивые черты и принципы жанра, выделяемые самими писателями, а также функции детектива (интеллектуальная, эмоциональная, социальная (нравственная), религиозная, психологическая). В целом эта глава написана добротно и, насколько позволяет объем, основательно.
Вторая глава посвящена Грину, и первый ее раздел называется “Духовные парадоксы Г. Грина”, где обсуждаются сложные отношения писателя с католической верой. Хотя Грина иногда называли “католическим писателем”, сам он протестовал против такого наименования. Действительно, его восприятие христианства было довольно своеобразным. “Писатель проводит мысль о том, что во имя любви к человеку можно и даже следует пренебрегать собственной душой, обречь себя на вечное проклятие” - так формулирует автор работы суть расхождений Грина с ортодоксальным католицизмом.
Замечу здесь от себя, что Грин, как мне кажется, в своем восприятии христианства во многом близок к Достоевскому, поэтому и в романах его много, так сказать, “достоевщины” - болезненного любования злом, тяги ко злу, а также какой-то сектантской веры в то, что путь совершения смертных грехов парадоксальным образом совпадает с путем спасения. Параллели между Грином и Достоевским прослеживаются даже на уровне системы персонажей, например есть нечто общее между Пинки и Роз в “Брайтоновском леденце” - и Раскольниковым и Соней в “Преступлении и наказании”. Как и Достоевский, Грин – одновременно дитя веры и дитя сомнения, и христианство того и другого – это далеко не православие и не католицизм. Екатерина Юрьевна тоже, кстати, упоминает в своей работе Достоевского, хотя мне трудно согласиться с ее утверждением, что “православные” романы Достоевского “раскрывают смысл христианского богословия и, безусловно, являются непосредственной проповедью Христа” (с. 34-35). Христос Достоевского, как и Христос Грина – это очень “личный” Христос, и, по-моему, это не Христос Евангелия.
Суть духовной позиции Грина точно выразил Джордж Оруэлл в своей рецензии на его романы: “Судя по всему, он подхватил модное с времен Бодлера мнение, будто проклятый – это что-то distingue, что-то изысканное и благородное. Ад сделался своего рода ночным клубом для избранных, куда допускаются только католики…” (Автор работы приводит только эту часть цитаты, я же позволю себе процитировать Оруэлла дальше). “При этом исподволь проводится мысль, что католики нисколько не лучше остальных, они, может быть, даже больше склонны совершать дурные поступки, поскольку подвергаются великим искушениям… Погрязшие в пьянстве или разврате, в смертоубийстве или богохульстве, католики все равно сохраняют свое превосходство, так как им одним дано различать добро и зло…” И далее Оруэлл пишет: “Культ осененного святостью грешника представляется мне неприличным легкомыслием, потому что за ним стоит, вероятно, кризис веры. Когда люди на самом деле верили в ад, им в голову не приходило строить эффектные позы на краю бездны” (Оруэлл Дж. 1984 и эссе разных лет. – М.: “Прогресс”, 1989, с. 353-354). Мне кажется, это весьма проницательные замечания, точно выражающие суть “духовных парадоксов” Грина, его двойственности, его положения между верой и неверием.
Автор работы далее старается обрисовать различные грани идейного и духовного портрета Грэма Грина, приводит мнения исследователей, собственные суждения писателя.
Второй раздел этой главы продолжает попытку воссоздания духовного портрета Грина, с проекцией на его творчество. Писателя интересует, говоря словами избранной им самим эпитафии из Браунинга, “все пограничное, опасное: честный вор, нежный убийца, суеверный атеист, женщина новых французских романов, которая любит – и все-таки спасает свою душу”. Природа человека, по словам Грина, - “не черно-белая, а черно-серая”, и, соответственно, его герои - это “святые” грешники, страдающие, но не кающиеся.
Третья часть этой главы посвящена роману “Брайтонский леденец”, причем автором работы выдвигается тезис (противоречащий, между прочим, высказыванию самого Грина) о том, что весь роман можно отнести к жанру детектива, точнее, к особой его разновидности – “религиозный детектив”. Термин этот, похоже, изобретен автором работы, поскольку здесь же дается его не подкрепленное никакими ссылками определение, а именно: “художественное произведение, в котором преступление становится средством осознания героем места в бытии и парадигме отношений с Творцом” (с. 33). Другими словами, произведение, в котором преступление рассматривается еще и как грех. Автор работы настаивает на отнесении такого произведения к жанру “детектива”, хотя здесь же приводит противоречащее этому высказывание К. Чапека, с которым Екатерина Юрьевна при этом соглашается: “Как только писатель начинает интересоваться душой преступника, он оставляет почву детективного романа”. Тем не менее, Екатерина Юрьевна подтверждает свою приверженность термину “религиозный детектив” и дает его характеристику, привлекая к обсуждению даже такие феномены современной культуры, как фильм “Остров” и нашу “православную” беллетристику.
Будучи несомненно смелой, заявка работы на изобретение нового жанрового термина не представляется до конца продуманной и убедительной. Что ни говори, а “Брайтонский леденец” (так же как и “Преступление и наказание”) не несет первую и самую важную функцию детективного жанра – “интеллектуальную”: преступник известен читателю с самого начала (об этом, кстати, пишет и сама Екатерина Юрьевна). Поэтому более корректно говорить о “роли детективной фабулы в романе” (как звучит название всей работы), в то время как определение “роман “Брайтонский леденец” – религиозный детектив” представляется не достаточно обоснованным в работе.
Далее в работе дается обзорная, преимущественно психологическая, характеристика трех главных персонажей романа – Пинки, Роз и Айды Арнолд. Не со всеми выводами здесь можно согласиться, а иногда (как в разговоре об Айде) стиль работы приобретает проповеднически-публицистический пафос, не вполне уместный в научной работе. Не кажется убедительным и завершающий вывод автора: “Сталкивая эти три модели, Грин убеждает читателя, что все в руках Божиих, и что забота о душе человека, как и решение ее судьбы после смерти – дело лишь одного Бога”. Такая формулировка представляется слишком прямолинейной и обедняющей, низводящей роман к разряду пропагандистской литературы, что особенно несправедливо, если учесть рассмотренное выше в работе сложное отношение Грина к христианству.
Мне кажется, что ценностные акценты самого Грина не вполне совпадают с теми, которые расставлены в дипломной работе. В частности, авторское отношение к Айде не столь однозначно иронически-разоблачительное: в нем присутствует и любование, и симпатия. Несомненно, что два главных женских образа (Айда и Роз) находятся в оппозиции, но они же и дополняют друг друга, воплощая как бы две стороны жизни в рамках своеобразного дуализма, в котором добро и зло не жестко сопряжены с духовным и плотским началом. Стремление к небытию Пинки и Роз (которая желает быть проклятой вместе с Пинки) – это определенно темная, сатанинская духовность, а “плотское мудрование” Айды оказывается в романе жизнеутверждающим началом, прекращающим серию убийств и спасающим жизнь одной, а, возможно, и двум обреченным жертвам – Роз и, как нам дается понять, ее будущему ребенку. По-моему, не находит обоснования в тексте романа и утверждение автора работы, что действия Айды “вызывают ряд бедствий в жизни героев”: расследование Айды идет параллельно злодействам Пинки и не является их прямой побудительной причиной.
Впрочем, сказанное является частной читательской полемикой и не может влиять на оценку данной дипломной работы.
К более существенным недостаткам работы можно отнести небрежность ее оформления, в частности, отсутствие единообразия. Например, при перечислении детективных новелл Э. По (с. 5) для некоторых из них приводятся английские названия и годы публикации, для других – нет, а для некоторых автор работы даже придумывает свои названия. Так, новелла “Золотой жук”, которая у Э. По называется по-английски The Gold-Bug, у Е.Ю. Воевой почему-то называется Golden Beetle.
Некоторые цитаты в теоретической главе даются по-английски, другие по-русски. Здесь тоже необходимо единообразие, и я думаю, что цитаты из не-художественных произведений (за исключением особых случаев) нужно давать по-русски, если есть русский перевод, если же его нет, то в своем собственном переводе, причем в постраничной сноске можно привести для надежности и текст оригинала. Это придаст основному тексту стройность и облегчит его восприятие.
Кроме того, в работе встречаются многочисленные опечатки, а также повторы (например, с. 2 и 23).
Неприемлемо совпадение названия главы и одного из разделов этой же самой главы. Так, в работе Екатерины Юрьевны и вторая глава, и ее третий параграф называются одинаково: “Роман “Брайтонский леденец” - религиозный детектив”. Понятно, что этот тезис является важным в работе, но такого дублирования быть не должно.
Не кажется удачной и принятая в работе система ссылок на разбираемое художественное произведение, когда после каждой цитаты следует постраничная сноска со сквозной нумерацией, содержащая, в свою очередь, только номер страницы по оговоренному при первом цитировании изданию романа. Не проще было бы давать этот номер страницы романа не в сноске, а в скобках после цитаты? Это помогло бы избежать нагромождения цифр в тексте работы.
Эти недостатки, однако, носят преимущественно формальный характер и не кажутся мне решающими для оценки работы. В целом, работа Е.Ю. Воевой является смелой и творческой, а потому интересной и, соответствуя при этом квалификационным требованиям, без сомненния заслуживает отличной оценки.
Старший преподаватель кафедры
германской филологии ПСТГУ
к. ф. н. Аксенов А.В.
(2007 г.)
|